Рэйчел Гибсон - Смотрите, Джейн забивает!

Люк последовал за сестрой в комнату и прислонился плечом к дверному косяку. Мари лежала на кровати, уставившись в потолок, раскинув руки, как мученица на кресте.

- Ты действительно хочешь поехать в интернат? – спросил он.

- Я знаю, что ты хочешь этого.

- Я никогда так не говорил. - Они уже обсуждали это прежде. – И это неправда.

- Ты хочешь избавиться от меня, - всхлипнула девочка. – Так что я уеду в школу.

Люк знал, что ей необходимо было услышать, и что ему нужно было сказать. Для нее, а также и для себя. Он слишком долго был нерешительным.

- Вопрос не обсуждается, - он сложил руки на груди. – Ты никуда не поедешь. Ты живешь со мной. Если тебе это не нравится - тем хуже для тебя.

Тогда Мари посмотрела на него:

- Даже если я хочу уехать?

- Да, - сказал Люк и был удивлен тем, что на самом деле имел это в виду. – Даже если ты хочешь уехать, ты застряла здесь. Ты моя сестра, и я хочу, чтобы ты жила со мной, - он пожал плечами. – Ты – заноза в заднице, но мне нравится, когда ты рядом и пристаешь ко мне.

Мари молчала в течение минуты, затем прошептала:

- Хорошо. Я останусь.

- Тогда ладно. – Люк оттолкнулся от косяка и пошел в гостиную. Он остановился у высокого окна с видом на бухту.

У него были не самые лучшие отношения с сестрой. Их совместное проживание оказалось далеко от идеального. Люк проводил в дороге почти столько же времени, сколько в городе. Но он хотел узнать Мари, прежде чем девочка отправится в колледж и станет взрослой.

Он должен был чаще встречаться с ней за эти шестнадцать лет. Он определенно мог бы это сделать. У него не было оправданий. Во всяком случае, приличных оправданий. Он так зациклился на собственной жизни, что совсем не думал о сестре. И это заставляло его чувствовать стыд за все те случаи, когда он был в Лос-Анджелесе и по-настоящему не пытался увидеть ее. Узнать ее. Он всегда знал, что это делает его эгоистичным ублюдком. И до сегодняшнего дня он даже не считал, что есть что-то неправильное в том, чтобы быть эгоистичным.

Услышав тихие шаги сестры, Люк повернулся. Со все еще мокрыми щеками и тушью, растекшейся по всему лицу, Мари обняла брата и положила голову ему на грудь.

- Мне нравится жить здесь и приставать к тебе.

- Хорошо, - он обнял ее. – Я знаю, что никогда не смогу заменить твою маму или отца, но я постараюсь сделать тебя счастливой.

- Я была очень счастлива сегодня.

- Тебе все еще не разрешается носить тот лифчик.

Мари помолчала секунду, затем испустила многострадальный вздох:

- Ладно.

Они долго стояли вместе у окна. Мари говорила о своей матери и рассказала о причине, по которой хранит засохшие цветы на своем комоде. Люк полагал, что понял, хотя все равно ему казалось, что это внушает страх. Сестра сказала, что говорила об этом с Джейн, и та считает, что однажды, когда Мари будет готова, она сможет выбросить цветы, которые взяла с могилы мамы.

Джейн. Что он собирался делать с Джейн? Люк всего лишь хотел спокойной жизни. Вот и все. Но у него не было ни одной спокойной секунды с тех пор, как он встретил Джейн Олкотт. Нет, неправда. В те короткие несколько недель, что они провели вместе, его жизнь была лучше, чем когда бы то ни было. Когда он был с Джейн, то чувствовал себя так, будто вернулся домой впервые, с тех пор как переехал в Сиэтл. Но все это оказалось просто иллюзией.

Джейн сказала, что любит его. Люк хорошо знал, что нельзя верить этому, но глубоко внутри, в местечке, которое было невозможно сбросить со счетов, он хотел, чтобы эта ложь оказалась правдой. Он был простофилей и болваном. Завтра вечером он должен будет увидеть Джейн в первый раз за неделю и надеялся, что, как и в случае с любой другой болью, после первого укола все в нем онемеет, и он больше ничего не будет чувствовать.

Вот на что он надеялся. Но этого не произошло, когда на следующий вечер Джейн вошла в раздевалку. Счастливчик почувствовал ее присутствие даже раньше, чем поднял глаза и увидел ее. Потрясение от того, что она стояла перед ним, ударило его в грудь и оставило бездыханным. Когда Джейн заговорила, ее голос струился сквозь него, и, несмотря на свою железную волю, Люк впитывал в себя каждое ее слово, как высохшая губка. Он влюбился в нее. Больше нельзя было отрицать это перед самим собой. Люк влюбился в Джейн и не имел понятия, что с этим делать. Он сидел, засунув ноги в незавязанные коньки, со шнурками в руках, и смотрел, как Джейн идет к нему. И с каждым ее шагом его сердце стучало все сильнее, будто норовило пробить дыру в его груди.

Одетая в черное, с гладкой белой кожей, Джейн выглядела так же, как всегда. Ее темные волосы вились вокруг лица, и Люк заставил себя зашнуровать коньки, когда на самом деле хотел встряхнуть ее, а потом крепко прижимать к себе, пока она не станет частью его.

Самым трудным из всего, что ей когда-либо пришлось сделать, оказалось зайти в раздевалку и встретиться с Люком. Когда Джейн приблизилась, он опустил взгляд на свои шнурки. В течение долгих секунд она наблюдала, как Счастливчик зашнуровывает коньки, и когда он не поднял на нее глаз, проговорила, обращаясь к его макушке:

- Большой тупоголовый придурок. - Джейн сжала руки в кулаки, чтобы удержаться и не протянуть руку, не коснуться его волос, и сказала: – Хочу, чтобы ты знал: я не собираюсь писать о тебе что-нибудь еще.

Он, наконец, посмотрел на нее. Его брови были нахмурены, а в голубых глаза бушевала буря.

- Ты ждешь, что я поверю тебе?

Она покачала головой. Ее сердце болело из-за него. Из-за себя. Из-за того, что у них могло бы быть.

– Нет, не жду, но я подумала, что все равно скажу тебе, - она в последний раз посмотрела на Люка и отошла. Присоединившись к Дарби и Каролине в ложе прессы, Джейн вытащила лэптоп, чтобы делать записи.

- Как твой отец? – спросил Дарби, наполняя ее еще большим чувством вины.

- Он чувствует себя намного лучше. Он уже дома.

- Его выздоровление - это просто чудо, - добавила Каролина с понимающей улыбкой.

После первого периода «Чинуки» забили гол «Оттава Сенаторз», а во второй половине «сенаторы» забили гол в свои ворота. И к тому времени как прозвучала финальная сирена, «Чинуки» вели со счетом 2-0.

Когда Джейн после матча направлялась в раздевалку, то спрашивала себя, как долго сможет выносить это. Постоянно видеть Люка - это больше того, что могло вынести ее сердце. Она не знала, сколько еще сможет освещать игры «Чинуков», хоть это и значило отказ от лучшей работы, которая когда-либо была у нее, и от шанса на лучшую карьеру.

Сделав глубокий вдох, Джейн вошла в раздевалку. Люк, как обычно, сидел перед своим шкафчиком - торс обнажен, руки сложены на груди. И смотрел на Джейн так, будто пытался решить ребус. Она задала несколько вопросов игрокам и поспешила удалиться, прежде чем разразится слезами перед всей командой. Игроки бы решили, что Шарки плачет из-за болезни отца, и, вероятно, послали бы ей еще цветов.