Рут Лэнган - Все, что блестит

Пожарный схватил ее, но она вырвалась и пустилась бежать к дымящимся остаткам дома.

— Туда нельзя. — Грубые руки схватили Алекс за плечи и развернули.

— Я живу здесь с бабушкой! — закричала Алекс. — Где она?

— Успокойтесь, мисс. — Пожарный нахмурился, заметив, что она готова забиться в истерике. Он быстро подал знак полицейскому инспектору, который встал между ними. Мэтт и Кип уже были рядом с Алекс. Мальчик жался к сестре. Ее лицо, как заметил Мэтт, было мертвенно-бледным, голос начал срываться.

— Где моя бабушка? — Повернувшись к толпе, Алекс узнала соседку и закричала: — Миссис Парсонз, где она?

Женщина опустила глаза, стараясь не встретиться в ней взглядом.

Алекс почувствовала, как ее окатило первой волной ужаса, от которой она чуть было не задохнулась. Инспектор и еще двое полицейских взяли их с братом в плотное кольцо.

— Пройдите к полицейской машине, — настаивал один из них.

— Нет. — Алекс уперлась, не желая сдвинуться с места, пока не получит ответ. — Сначала скажите, куда увезли мою бабушку.

— Мне очень жаль. Правда жаль. — Полицейский говорил тихо, мягко, пытаясь ее успокоить. — Мы поздно приехали и не смогли спасти ее, мисс. Она… сгинула в огне.

— Алекс. — Кип яростно дергал ее за рукав. — Что значит «сгинула»?

— Кип. О Боже мой, Кип.

Алекс не чувствовала слез, брызнувших из ее глаз и струящихся по щекам, она опустилась на колени среди обломков и прижала к себе брата.

— Это означает, — прошептала она, прижимаясь губами к его виску, — что Нанна… — Она задохнулась и попыталась снова: — Это означает, что Нанна умерла.

— Я все же не понимаю, почему ты это делаешь, — сказала Элиза. Макияж и потрясающий розовый пеньюар, отороченный перьями страуса, не могли скрыть ее измученного вида после бурной ночи, проведенной в тревоге за Дирка и спорах с Сиднеем по поводу поведения ее сына.

— Я же тебе объяснил, мама.

Нервы Дирка были на пределе. Он бросил «феррари» у какого-то бара и оставил ключи в зажигании. Это практически гарантировало, что его угонят и разберут на запчасти прежде, чем появится возможность проследить связь автомобиля с наездом на старика. Но эта девчонка, Алекс, — это другое дело. После его угроз другая испугалась бы и отступила. Но не она. Он помнил ужас и потом — ненависть в ее глазах после того, как машина столкнулась с тем стариком. Если она позвонит в полицию, против него будет только ее слово. Но Дирк не хотел рисковать. Он ненадолго затаится в Европе, пошляется со старыми дружками. Если удача не отвернется от него, со временем все уляжется.

— Это же один шанс из тысячи. Если я получу эту роль, кто знает? Возможно, стану еще одним королем макаронных вестернов, — сказал Дирк.

— Макаронных вестернов. — Сидней провел рукой по волосам и прошаркал к письменному столу. В халате и шлепанцах он выглядел гораздо старше, чем тот подтянутый мужчина, который принимал гостей всего лишь два вечера назад. — Ты мне даже не можешь назвать имя режиссера. Я мог бы позвонить кое-кому, использовать свои связи.

— Я тебе говорю, не могу я вспомнить его имя. Но в Париже меня встретит один друг. Я позвоню сразу же, как приеду.

— Да. Конечно. — Сидней бросил взгляд на жену, потом достал чековую книжку и стал писать. Оторвал чек и протянул его Дирку, бормоча: — Вот, тут немного, чтобы помочь на первое время.

Дирк спрятал чек в карман, даже не удосужившись поблагодарить, и повернулся к Мэтту:

— Ладно, поехали. Мне надо успеть на самолет. — Он вытерпел объятия матери, вырвался и пошел к двери.

В машине Дирк вытащил из кармана чек и посмотрел на цифры. Десять тысяч. Не бог весть что, но можно перебиться. Он откинулся на спинку и закрыл глаза. Но тревога не отпускала его. Его мысли мчались со скоростью миллион миль в час. Что, если девчонка донесет? Каким влиянием Сидней реально пользуется в этом городе? Дирк надеялся, что ему не придется это выяснять.

Мэтт, который встал еще на рассвете, вел машину молча. С одной стороны, он испытывал облегчение от того, что Дирк уезжает, по крайней мере в жизни отца будет меньше проблем, хотя бы на время. А Элиза, хоть и будет скучать по своему любимому сыночку, расслабится, убежденная, что тот наконец-то занялся делом. С другой стороны, Мэтт знал, что никакая работа не ждет Дирка в Европе. В какую бы неприятность он ни вляпался, он поступает одинаково — удирает. Однако рано или поздно неприятности его всегда настигают.

Поскольку в это время на шоссе было мало машин, дорога до международного аэропорта Лос-Анджелеса не отняла у них много времени. Дирк открыл глаза и послал Мэтту ленивую улыбку.

— Ну, поехал браться за дело.

— Зная тебя, Дирк, полагаю, что дело это нечистое.

— Сукин сын. — Дирк выпрямился, внимательно глядя на человека, которого всегда ненавидел. Еще с тех пор, как Дирк был маленьким мальчиком, он всегда завидовал тому, как легко доставался Мэтту успех. Теперь он решил сделать прощальный выстрел. — Помнишь ту хорошенькую официантку, на которую ты пялился весь вечер у Сиднея?

Мэтт сидел совершенно неподвижно, но Дирк заметил мимолетную вспышку в его взгляде. Этого было достаточно, чтобы подтвердить, что он на правильном пути. Значит, Мэтт помнит? Ладно, он позаботится, чтобы Мэтт запомнил навсегда.

— Какая зажигательная штучка, Мэтт. Не твой тип, конечно, но должен тебе сказать, хороша в постели. Мы встретились после того приема и устроили собственную вечеринку. — Он вышел из машины и сунул чаевые служащему аэропорта. Потом нагнулся и сказал в открытое окно машины: — Послушай, если захочешь ее попробовать, дай мне знать. Я черкану номер ее телефона. Всегда рад поделиться.

И зашагал к аэропорту не оглядываясь. Но судя по ярости в черных глазах старшего брата, он понял, что пущенная стрела попала в самое яблочко.

Небо сияло чистой, безоблачной голубизной; солнце светило так ярко, что глазам было больно. Дул свежий ветерок. По скошенной траве бежала рябь. Именно такой день, подумала Алекс, всегда заставлял Нанну спешить в садик, чтобы поухаживать за цветами.

Алекс крепко держала за руку маленького брата, пока священник печальным голосом нараспев читал молитву над гробом Нанны. Алекс удалось пропустить мимо ушей большую часть его слов — она все их уже слышала. В последний раз, когда ей было всего девять лет. Они звучали над гробом отца, а за год до этого — над гробом матери.

Нанну положили рядом с мужем, сыном и его женой на кладбище Форест-Лон в Глендейле.

«Тебя там нет, Нанна, — думала Алекс. — Помнишь, что ты всегда говорила мне о папе и маме, когда мы приносили цветы на их могилу? Их там нет, дорогая, говорила ты. Они здесь, в наших сердцах, и вокруг нас. Теперь они свободны, говорила ты. Ты тоже теперь свободна, Нанна. Твои волосы больше не седые, они снова рыжие и спускаются до пояса. И ноги твои сильны и упруги, как тогда, когда ты была юной балериной. Вы с дедушкой снова молоды, и он восторгается тобой, когда ты делаешь пируэт на могильном камне и танцуешь для него на лужайке».