Джудит Майкл - Золотой мираж

— В конце года, вы знаете, мы все внесем пожертвования. — Они были хорошо осведомлены о делах других трупп в разных частях страны, и все трое стали обсуждать их расходы и доходы, театральные мастерские, гастроли, популярность и кинопостановки.

Клер глядела на оживленное лицо Алекса и любовалась им, его энтузиазмом. Он встретился с ней взглядом и на какую-то секунду выражение его глаз изменилось — они стали такими ласковыми, теплыми… и любящими, подумала она внезапно, когда он отвернулся, чтобы ответить на какой-то вопрос, заданный собеседником. Она стиснула руки впереди себя, как будто пытаясь удержать свою мысль. Любящие. Такого ей раньше в голову не приходило.

Но они уже отошли от дружбы, подумала она, с тех самых пор, как впервые поужинали вместе несколько дней назад. В первый раз они оказались вдвоем не в ее мастерской, и поначалу были немного скованны, беседа протекала вяло и неловко, но потом Клер сказала ему, что ей очень понравилась статья в журнале, которую он написал про нее:

— Она оказалась гораздо интересней, чем я ожидала.

— Хотите сказать, что не думали, как вы интересны? — спросил он.

Они сидели в закутке маленького ресторанчика в Гринвиче, с деревянными полами, красно-белыми клетчатыми скатертями, белоснежными стенами, на которых повисли сотни корзиночек всех форм и размеров, и большим каменным камином, из которого с треском рвались вверх языки пламени. На столе перед ними стоял графин кьянти и корзинка с хлебцами.

— Ну, нам самим мы всегда интересны, — сказала Клер, — и тем, кто нам близок, но я никогда не думала, что могу быть интересной для незнакомых людей. Что мне понравилось в вашей статье, так это то, что я представлена человеком, который размышляет о том, что значит владеть деньгами, как мы размышляем о мире, когда у нас появляются деньги, и что другие думают о богатых людях, как мы все решаем, какой жизни мы хотим для самих себя добиться, что деньги делают для людей в обществе, где многим их едва хватает на то, чтобы протянуть неделю. Вы все эти вопросы задали, сделали их настоящими и универсальными, отошли от обсуждения меня лично и превратили всю статью в размышление на тему, которая близка людям, и в котором они могут найти параллели со своей собственной жизнью. Я думаю, это было трудно сделать.

— Спасибо, — сказал он серьезно. — Эти слова для меня много значат.

— Но ведь это не первый раз, когда вас хвалят — всегда были люди, которые говорили вам, как вы хороши.

— Писателю никогда не бывает достаточно похвал, — сказал он с ухмылкой. — Мы без них голодаем и бесстыдно на них напрашиваемся. Все одиночество, и самосомнения, и часы глазения за окно, как будто там есть нечто, что даст нам ключ к тому, как написать следующее предложение или абзац или даже слово — все это оправдывается похвалой.

— Что ж, я сказала вам, что думаю: вы замечательны. Ваши книги очень сильны, они все дают мне идеи и ощущения, которые как будто мои собственные, о них можно подумать и использовать в жизни. И ваша статья такая же.

— Спасибо, — сказал он снова. — Я не мог надеяться на большее.

— А вы получаете письма от читателей? — спросила она.

Он кивнул:

— Они много для меня значат; люди находят время написать, сказать, как они благодарны, или рассказать, какой я ужасный человек.

— Ужасный? Почему?

— Ну, некоторые злятся на то, что я использую некоторые словечки: они не хотят читать их даже тогда, когда они соответствуют речи персонажей. А некоторые злятся из-за описаний боли — когда я описываю, как жестокие люди воздействуют на других — они говорят, что читают для удовольствия и не хотят видеть темных сторон. Некоторые из них полагают, что я должен использовать свой дар для убеждения, потому что в этом нуждается мир. И они правы — миру действительно нужно некое вдохновение, убеждение — но, отвечая, я говорю, что начинать надо со всех, а не только с писателей.

— Вы отвечаете им всем?

— Всем. Если у людей находится время написать, то и я должен затратить его для ответа. А вы такого удовольствия лишены, да? Вы создаете дизайн и он появляется на миллионах бутылочек для шампуней или обложках книг или кастрюльках для супа, и никогда не знаете, что люди чувствуют на их счет. Даже если они захотят вам рассказать, то не смогут, потому что не знают вашего имени, а еще меньше — где вас найти.

— Дизайнер — это всегда невидимка, — сказала Клер с легкой улыбкой. — Иногда нам позволяют напомнить о себе, обычно в чем-то типа книг по искусству, но во всем остальном дизайн как будто возникает из воздуха. Я думаю, большинство людей едва замечает его, хотя все время они находятся под влиянием дизайна.

— Я помню один еще с детства. Возможно, потому что там был изображен бейсболист. — Алекс удивленно поднял глаза, когда перед ними возник официант. — Мы еще не заглядывали в меню, дайте мне несколько минут. — Он повернулся к Клер, та улыбалась. — Я забыл, где мы. Но вы хотели вернуться пораньше и докончить ваши дизайны, так что, думаю, нам лучше приступить к еде.

Они взяли меню и сделали заказ, но впоследствии никто из них не мог вспомнить, что же они ели. Все что они запомнили — это разговор, весь ужин, без перерыва, как будто они боялись не вместить все то, что хотели сказать в то короткое время, что у них было.

— Извините, — сказала Клер, когда они вышли из ресторана. — Я хотела бы, чтобы этот вечер длился подольше, но мне действительно надо закончить сегодня проект.

— Вам не за что извиняться: я работаю со сроками всю жизнь. — И когда они оказались перед ее домом, он повернулся к ней. — Это редкое и особое удовольствие — поговорить с кем-то так, что беседа кажется неистощимой.

— Да, — Клер порывисто потянулась к нему и поцеловала в щеку. — Спасибо за чудесный вечер.

Она задумалась об этом вечере, когда Алекс говорил с парой в фойе театра. Когда пара отошла, он извинился:

— Я не собирался вас так бросать, но они могут стать очень важными вкладчиками, и я должен внушить им ощущение их нужности. А нужны они очень.

— Вы так много обо всем этом знаете. И я помню, один из ваших романов был об актере. Вы когда-то работали в театре?

— Нет, просто часто бывал и собирал информацию. Может быть, подсознательно я актер, хотя я так не думаю. Насколько я помню, все, что я хотел — это писать книги.

— Но сейчас вы этого не делаете.

— Сейчас — нет. — Клер поглядела на него удивленно, а он улыбнулся. Какая мальчишеская улыбка, подумала она, почти робкая, но не совсем скрывающая его взволнованность. — Суть в том, что у меня на прошлой неделе появилась пара идей, которые мне хотелось бы разработать. Так всегда у меня начинались романы — с одной или двух идей, которые меня вдруг начинали интересовать, и становилось любопытно, куда они приведут.