Сандра Браун - Радость победы

Он нежно вытер испарину, выступившую у нее на лбу. Теперь, когда она была полностью готова, он очень медленно вошел в нее, сдерживая себя, чтобы неосторожным движением не причинить ей боль. Однако никакой боли она не испытала. Единственное, чего ей хотелось в этот момент, — чтобы он продолжал.

— Это чудесно, — прошептал он, нежно целуя ее распухшие губы, и на секунду закрыл глаза. — Это так изумительно — быть в тебе. Ощущать, какая ты внутри. Гладкая. Горячая.

Она обежала пальцами его лицо, повторяя его имя, шепча какие-то глупые, ласковые слова. На ее глазах блестели слезы — она их не чувствовала.

— Все хорошо? — В отличие от нее он все заметил.

— Да, да, да, — быстро проговорила она.

— А я сейчас, кажется, умру. Это невероятно. Но господи, как прекрасно умереть в такой момент.

Он начал двигаться, все ускоряя и ускоряя темп. Молния, взрыв, салют — невозможно описать словами то, что испытали оба.

— Хочешь, я…

— Не хочу.

Джадд усмехнулся:

— Ты даже не дослушала.

— Что бы это ни было, я не хочу. Потому что тебе придется сдвинуться с места, а значит, и мне тоже. — Стиви зевнула. — А я не в состоянии.

Он обнял ее и пристроил подбородок на ее макушку. Стиви тоже устроилась поудобнее, обвив его руками.

— Зачем ты доводил меня сегодня утром на корте? — спросила она.

— Потому что ты плохо играла. А плохо играла ты потому, что не считала меня достойным соперником. И делала все вполсилы.

— Я плохо играла, это правда. Но не потому, что недооценивала тебя. Причина совсем в другом.

— В чем же?

— Я думала не об игре.

— А о чем?

— Об этом.

— Об этом? — Джадд скосил на нее глаза. — В смысле, о том, чем мы только что занимались?

— Ну да.

— Ты не дашь мне полежать спокойно, да? — Джадд испустил тяжкий вздох. — На самом деле именно поэтому я тебя и доводил.

Стиви приподняла голову и с любопытством посмотрела на него.

— Я думал только о том, как бы заняться с тобой любовью. С того самого утра, когда нас прервал курьер.

— И я.

— Все, что нужно было сделать, — это намекнуть.

— Я и намекнула.

— Да уж, ты намекнула. Ничего не скажешь.

Стиви задумчиво улыбнулась:

— Поверить не могу, что лежу вот так с тобой, абсолютно голая. И только что мы вытворяли черт знает что. Я всегда думала, что если вдруг останусь с тобой наедине, то убью тебя. Медленно и мучительно.

— В самое ухо ей он произнес: — Если бы ты продержалась еще чуть дольше, тебе бы это удалось.

Стиви хихикнула и ущипнула его за ягодицу.

— Представь себе газетные заголовки: «Знаменитая теннисистка заездила до смерти известного журналиста!»

— Джадд! Ты себе даже не представляешь, как твои статьи меня обижали.

Он перестал смеяться.

— Почему бы тебе просто не забыть об этом?

— Потому что почти все, что ты писал обо мне, — правда.

Джадд выпустил Стиви из объятий, перевернулся на бок и, опершись на локоть, внимательно посмотрел на нее:

— Ты о чем?

— А это не попадет в печать?

— К твоему сведению: в наших кругах считается, что если журналист, берущий интервью, находится в постели с тем, у кого он это интервью берет, да еще в голом виде, все, что будет при этом сказано, — не для печати и разглашению не подлежит. Ясно?

— О да. Спасибо, что прояснил ситуацию.

— Пожалуйста. А теперь давай уже объясни, что ты имела в виду. Что значит — я писал о тебе правду?

— Многое действительно было правдой. Ты часто говорил, что я не настоящая теннисистка. В каком-то смысле ты прав, Джадд. С самого начала отец как-то обескуражил меня, заявив, что теннис — это только для богатых. Я все равно стала играть, но его слова накрепко застряли у меня в голове. У меня развился настоящий комплекс. Я была не такая, как все остальные теннисисты. Я… не принадлежала к избранным.

— Глупость какая.

— Может, и глупость, только это ощущение собственной неполноценности заставляло меня работать как проклятая. Я должна была играть лучше всех. Клубы принимали меня не за мою известную фамилию, не за богатых родителей, а за мои способности. Я просто обязана была стать на голову выше всех, выделиться, иначе меня бы не взяли.

Стиви помолчала.

— Вот почему, когда я начала зарабатывать деньги, я всегда старалась одеваться как можно кокетливее. И частенько играла на публику. Понимаешь, Джадд? Я будто говорила: «Эй, посмотрите на меня! Я достойна вашего внимания!» Мне во что бы то ни стало нужно было заслужить одобрение. И — да, ты прав — я порой специально выпендривалась и играла на том, что я хорошенькая. Чтобы меня не игнорировали… А ты словно видел меня насквозь. — Она разволновалась. — Тебя было не обмануть. Твои статьи наводили на меня ужас, потому что они разоблачали меня. Я думала, что, раз ты все про меня понимаешь, значит, все остальные тоже поймут, что я не уверена в себе. Что я занимаю не свое место. Что я самозванка. Ты был моим самым страшным кошмаром. Человек, который должен был вывести меня на чистую воду.

Джадд старался не смотреть на ее губы, потому что это мешало ему собраться с мыслями.

— Если все и было так, как ты говоришь, Стиви, то это не более чем случайность, не имеющая отношения к моей проницательности. Я просто ткнул наугад и как-то попал на твое больное место. И нападал я на тебя потому, что не мог примириться с тем, что такой юной и хорошенькой девчушке удалось стать настоящим профессионалом. Достичь вершины. В то время как я вынужден был писать о том, чего не смог сделать сам. Есть все же некоторая разница между этой тупой колонкой и карьерой профессионального бейсболиста, — добавил он с горечью.

— Ничего она не тупая. — Стиви положила ладонь ему на щеку. — Про отсутствие мастерства я тогда сказала только потому, что разозлилась. У тебя масса преданных поклонников. Они уже много лет каждый день читают твои статьи, не пропуская ни единого слова. Ни один автор не может иметь таких почитателей, если в его творчестве ничего нет. Читатели не дураки, знаешь ли.

— Спасибо на добром слове. — Джадд перестал бороться с искушением и все же поцеловал ее. — Но в глубине души я все равно понимаю, что не сделал ничего достойного с тех пор, как произошел этот несчастный случай. — Его карие глаза потемнели. — А потом я привез сюда тебя. И может быть, этим поступком я искупил всю ту ревность и зависть, которые мучили меня.

— Ревность и зависть?

— Я завидовал и тебе, и всем спортсменам вообще. Свой негатив я выливал на всех, но тебе, конечно, доставалось больше, чем другим.

— Почему?

— Потому что тебя легко выделить из общей массы. Потому что ты не похожа на других. Ты красавица, а я, узколобый шовинист, привык к тому, что настоящая женщина-спортсменка некрасива и устрашающе мускулиста. И — раз уж я взялся изливать тебе душу — признаюсь честно. Я все еще злился из-за Стокгольма. Я хотел переспать с тобой, у меня не получилось, и я дулся на тебя, как маленький мальчик, которому пообещали конфетку и не дали. И вымещал раздражение на той, что мне не досталась.