Сандра Инна Браун - Сбиться с пути

— Или задумывалась? Знала ли она? Где-то в глубине души, неужели она знала? О господи, нет, только не это, пожалуйста!

— Почему ты не сказал мне, Кейдж? Я занималась любовью с одним мужчиной, тогда как думала, что это совсем другой! Почему ты мне не сказал?

— Вначале потому, что считал, будто ты по-прежнему любишь Хола. Ты бы не смогла перенести мыслей о том, что поступила предательски по отношению к нему.

— Так и было.

-, не было. Ты не предавала его, черт возьми! Если кто и был предателем, так это я!

Ее переполняли эмоции, когда она, наконец, встала.

— С тех пор прошло несколько месяцев. Почему ты мне не сказал?

— Я не хотел причинить тебе боль.

— А сейчас, ты что думаешь, мне не больно?

— Нет, тебе не должно быть больно. Ты свободна от этого. Это мой грех, Дженни, а не твой. Ты была невинна, и я не хотел, чтобы у тебя лежал на душе еще и этот камень.

— Почему?

— Потому что у тебя мазохистская черта брать на себя ответственность за ошибки других. Ты чувствовала себя виноватой в недостатках и проступках близких людей. Моих родителей, Хола, меня.

Он глубоко вздохнул:

— Но это не единственная причина моего молчания. Я чувствовал, будто пообещал Холу ничего тебе не рассказывать. В то время когда я вел себя словно демон, сбежавший из преисподней, — пьянствовал и распутничал со всеми этими женщинами, он посвятил себя добрым поступкам. Я взял нечто, что по праву принадлежало ему… хотя могу с этим поспорить, поскольку любил тебя много лет.

Он подошел к ней поближе:

— Я хотел, чтобы ты стала частью моей жизни, но знал, что заплачу за это большой ценой. Миллионы мне подобных ни за что не согласились бы на подобную жертву, зная, что не получат ничего взамен.

-О чем ты говоришь, Кейдж? Мне кажется, что до сего дня ты действовал вполне безнаказанно. О каких жертвах ты тут мне рассказываешь?

— Одной из них было слышать, как ты простонала имя моего брата в тот момент, когда впервые достигла оргазма.

Она опустила голову.

— Другой — позволить тебе думать все это время, что это Хол довел тебя тогда до экстаза. И еще — та ночь в Монтерико… Я сжимал тебя в своих объятиях, пока ты спала, но не мог выразить свою любовь. И самой высокой ценой было позволить тебе быть уверенной в том, что отцом моего ребенка, моего ребенка, является другой мужчина.

Дженни почти простила его. Она почти была захвачена искренностью и теплотой его голоса, страстной любовью, горящей в его глазах. Она почти готова была упасть в его объятия и признаться в своей любви.

Но она не могла поступить так. То, что он сделал, было ужасным, и грех, который он сотворил, вряд ли можно легко забыть.

— Зачем же ты говоришь мне об этом сейчас?

— Потому, что ты обвиняла себя в смерти Хола. Я не мог этого вынести, Дженни. Он отбыл исполнять назначенное ему с чистым телом и духом. Его смерть не имеет к тебе никакого отношения. Ты не в силах была ее предотвратить. И я не мог позволить тебе всю оставшуюся жизнь обвинять себя в этом и думать, что ты будто бы ответственна за то, что оставила своего ребенка сиротой. — Он коснулся ее руки. Она была холодной и безжизненной. — Я люблю тебя, Дженни.

Она вырвала свою руку из его ладони:

— Любовь не может строиться на предательстве и лжи, Кейдж. Ты лгал мне все эти месяцы. Что ты хочешь, чтобы я сейчас сделала?

— Верни мне свою любовь.

— Ты сделал из меня дуру.

— Я сделал из тебя женщину. — Он отвернулся от нее, стараясь овладеть эмоциями. — И если ты прекратишь смотреть на все сквозь проклятый фильтр правильности, совестливости и вины, то поймешь это сама. Та ночь была лучшим, что могло случиться с каждым из нас, лучшим, что было в нашей жизни. Она освободила нас обоих.

«Освободила»? — воскликнула она. — «Освободила»? Да я пронесу груз этой ночи через всю свою жизнь.

— Это ты моего ребенка называешь грузом?

— Не ребенка. Не ребенка! — выкрикнула она. — Вину. Вину за то, что занималась любовью с одним братом, будучи обрученной с другим.

— Ох… — Он с проклятиями ударил рукой о стену. — Мы опять вернулись к тому же самому?

— Да. И я устала от этого. Отвези меня домой.

— Ни за что. Ни за что, пока мы не разделаемся со всем этим.

— Отвези меня домой, — твердо попросила она. — Если ты этого не сделаешь, я возьму ключи от твоих автомобилей и уеду сама.

— Ты останешься здесь, или я…

— Не пугай меня. Я больше не боюсь тебя. Твои угрозы пусты и не действуют на меня. Что ты можешь сделать мне хуже, чем уже сделал?

Кейдж в ярости закрыл рот. Она смотрела, как его глаза налились гневом, а потом столь же внезапно похолодели. Он резко от нее отвернулся. Направляясь в ванную, он сорвал с вешалки рубашку и подхватил пару ботинок.

— Одевайся, — коротко бросил он Дженни, не разжимая рта. — Через пять минут я за тобой зайду.

Когда он снова вернулся в спальню, она была полностью готова. Дженни спустилась по лестнице впереди него и вышла на улицу. Было уже совсем темно. Они пересекли двор и подошли к гаражу. Кейдж распахнул дверь «линкольна», и она забралась вовнутрь.

Они молчали всю дорогу до города. Его руки так вцепились в колесо руля, будто он хотел вырвать его. Кейдж ехал быстро. Когда они внезапно остановились у дверей ее дома, Дженни с силой бросило вперед. Повернувшись к ней, Кейдж, не выходя из машины, открыл дверь и широко распахнул ее. Она вышла наружу.

— Дженни? — Он перегнулся через сиденье. — В своей жизни я совершил много ужасных поступков. Гадких, ничтожных, бессмысленных. Однако в этот раз я хотел сделать все правильно. Правильно по отношению к тебе, моим родителям, моему ребенку. — Он горько усмехнулся. — Даже когда я стараюсь сделать что-то правильное, все летит к черту. Наверно, люди верно говорят о Кейдже Хендрене. В нем нет ни черта хорошего. — Кейдж потянулся и с громким щелчком захлопнул дверь.

В сопровождении звуков грохочущего двигателя и взметнувшегося в воздух гравия его машина сорвалась с парковки и растаяла в ночи.

Дженни с трудом добралась до входной двери. Она чувствовала себя вымотавшейся, ее накрыла апатия и безразличие ко всему происходящему. Неужели лишь прошлым вечером они с Кейджем сидели вместе за столом в мерцающем свете свечей? Да, и подтверждением тому были так и не убранные ею в спешке перед отъездом в Эль-Пасо пустые блюдца и кофейные чашки. Все это словно происходило в другой жизни.

Дженни не стала зажигать свет, пройдя по квартире в спальню. Она показалась ей темной, холодной и пустой, так не похожей на спальню в доме Кейджа.

Нет, она не может, не должна думать об этом.

Но это было невозможно, и воспоминания против ее воли нахлынули на нее. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй, каждое слово.