Анита Шрив - Прикосновение

Однажды, когда Сидни сидит в комнате, приходит горничная, чтобы убрать в номере. Она указывает на выключатель на стене, который Сидни заметила, но проигнорировала, поскольку не знала, для чего он.

— Это если вам необходимо уединение, — объясняет горничная. — Если его включить, за дверью загорится красная лампочка. Тогда вас никто не побеспокоит.

Сидни в изумлении качает головой.

Ей хотелось бы знать, понимает ли Джефф, что он с ней сделал. Возможно, понимает, потому что не звонит ей и не предпринимает дальнейших попыток объясниться. Когда Сидни думает о Джеффе, которого она толком и не знала, о мужчине, мысли которого часто блуждали неизвестно где, его предательство уже не кажется ей чем-то необъяснимым. Кто знает, что было у него на уме каждый раз, когда он смотрел вдаль? И все же, когда она вспоминает Джеффа, вкручивающего лампочку, Джеффа, сделавшего ей предложение, его поступок представляется ей чем-то немыслимым. А когда Сидни удается собраться с силами и представить себе человека, с которым она занималась любовью, его действия становятся и вовсе нелогичными.

Иногда, просыпаясь, Сидни вспоминает, как Джефф стоял в ее спальне в день свадьбы и объяснял, почему он не может на ней жениться и что это все была какая-то замысловатая игра. Она помнит свой шок. Это почти не отличалось от известия о том, что Дэниел умер на полу одной из лучших клиник мира. Сообщение Джеффа ошеломило Сидни, она не могла его осознать. Ее мозг просто отказывался воспринимать факты. И все же она знает, что со временем — разве не так было после смерти Дэниела? — вокруг нее образуется необходимая защита, и она сможет смириться. Так омар наращивает новый панцирь: вначале он мягкий и хрупкий, но затем становится таким твердым, что его удается разломать только специальными щипцами.

Сидни с нетерпением ждет, когда образуется панцирь.

Однажды утром, выходя из отеля, Сидни видит пожилую пару.

Старики сидят на полосатом диване в фойе, держась за руки. Они похожи друг на друга. Сидни думает о том, что люди, долго прожившие вместе, становятся похожи. Были ли похожи они с Джеффом? Стали бы они похожи со временем? Быть может, мужчина и женщина на диване только что заново дали друг другу клятву верности?

Сидни осознает, что есть вещи важнее любви и ее утраты. Инвалидность ребенка. Атмосфера террора. Террористы-самоубийцы. Бродя по улицам города, она не устает себе об этом напоминать.

Сидни пытается читать, вначале журналы, а потом книгу. Ни то, ни другое ей не удается. Она терпеть не может телевизор, поэтому она ходит. Она почти ничего с собой не взяла, поэтому покупает удобную одежду. Через неделю Сидни покупает свое любимое масло для ванн и думает, что это маленькая победа.

Сидни считает дни. Сначала их двадцать два. Потом пятнадцать. Потом десять. Когда остается девять дней, Сидни выходит из отеля в своих удобных туфлях, чтобы пройти милю к кафе, где она завтракает. Если она когда-нибудь будет жить на Бикон Хилл, она будет знать все самые лучшие кафе и ресторанчики.

Клерк за стойкой говорит «доброе утро». Привратник кивает и улыбается. Сидни проходит между двумя припаркованными машинами, чтобы перейти улицу. У подножия холма какая-то суета (дорожное происшествие?), которая привлекает внимание Сидни. Она ступает на проезжую часть и слышит скрежет тормозов за секунду до удара.

Вначале она не чувствует ничего, кроме удивления. Но потом ее настигает боль. Сидни падает на дорогу.

Над ней столпились привратник, таксист и мужчина, похожий на европейца. Сидни пытается сесть. Боль в кисти — это серьезно, она также отмечает легкий сдвиг в сознании, как будто она только что проснулась.

Европеец — Сидни обращает внимание на его безупречный темный костюм и белоснежные манжеты — поддерживает ее голову. В другой руке у него мобильный телефон. Запыхавшийся полицейский тоже склоняется над Сидни. Какое-то мгновение она не видит ничего, кроме лиц.

— Это всего лишь рука, — говорит Сидни.

— Вы вышли из-за машины, — объясняет европеец. Кажется, у него британский акцент. — Я наблюдал за вами, ожидая, пока мне подадут машину. Такси не успело затормозить.

— Мне следовало быть внимательнее, — говорит Сидни.

— Да, да, — твердит таксист.

Она сообщает свое имя и название отеля вместо адреса.

Когда носилки с Сидни поднимают в карету «скорой помощи», она замечает перед отелем такси. Оно остановилось под странным углом посреди улицы, а за ним, сколько видит глаз, выстроилась вереница машин.

Рик, менеджер, сопровождает Сидни в больницу. Он привык все организовывать и сейчас добивается того, чтобы ее немедленно посмотрел врач. На снимке виден перелом. Пока врач вправляет кость, Рик держит Сидни за другую руку.

Когда этим же вечером Сидни, уже в гипсе, возвращается в отель, все сотрудники выходят из боковой двери, чтобы поприветствовать ее. Ей не позволяют одной войти в лифт. Консьерж и привратник сопровождают Сидни в номер. Она надеется, что не оставила на спинке стула лифчик.

В номере цветы. Она сразу узнает букет от сотрудников отеля. Он кремового цвета. Они ни за что не нарушили бы цветовую гамму.

Во второй вазе, поменьше, букетик розового львиного зева. Возле него стоит карточка с подписью: «Мистер Кавалли».

«Итальянец», — думает Сидни.

Возле кушетки уставленный холодными закусками стол. Хороший сыр, хлеб, виноград, клубника, оливки, орехи. Сидни обращает внимание на то, что все это можно легко есть одной рукой.

Имеется еще кое-что заслуживающее внимания. Что-то весьма странное и замечательное. Впервые со времени несостоявшейся свадьбы ей не хочется спать.

За четыре дня до отъезда Сидни получает написанную от руки записку. Ее приносит прямо в номер привратник по имени Дональд. Мистер Кавалли пьет кофе в ресторане отеля и спрашивает, не хочет ли Сидни к нему присоединиться. Он надеется, что ее кисть болит уже меньше.

Сидни разглядывает себя в зеркале. Она одета кое-как, но, наверное, это даже к лучшему. Иначе могло бы показаться, что он ей небезразличен. Из-за сломанной кисти ее волосы долгое время были предоставлены сами себе, что никогда не приносило позитивных результатов. Сидни вздыхает. Не то чтобы она что-то имела именно против мистера Кавалли или боялась, что он станет ее преследовать. Просто за прошедшие восемнадцать дней все ее разговоры состояли максимум из нескольких фраз.

Мистер Кавалли встает, как только она входит в ресторан. В отличие от людей, которые обычно окружают ее в университете или на отдыхе, он одет в очень дорогой костюм. Его рубашка такая белая и хрустящая, что Сидни кажется, будто он купил ее сегодня утром.

— Я так рад, — начинает он на отличном, хотя и несколько официальном английском, выученном явно не в Штатах, а скорее всего в Лондоне. Его акцент представляет собой сочетание итальянского и британского. Мистер Кавалли довольно высок. Сидни не могла заметить этого во время аварии. Эта разница в росте на мгновение лишает ее присутствия духа, но тут он жестом приглашает ее присесть.