Галина Лифшиц - Новый дом с сиреневыми ставнями

– Лара! Лара! Скалкина! Иди, тебя работа ждет!

«Смешная фамилия у Лары, – подумала Таня, – Скалкина. Лара Скалкина. Вот так общаешься с человеком и фамилию даже не знаешь».

Она почувствовала, как на нее навалилась невыносимая усталость. Лечь бы сейчас прямо тут на кушетке и уснуть. И потом уже думать про все. Что хорошо и что плохо в ее жизни.

В голове звучало: «Лара Скалкина! Лара Скалкина!»

Неожиданно для самой себя (она и потом не сможет объяснить, почему ей захотелось это узнать) она спросила:

– А сколько лет Ларе?

– Двадцать три, – донесся ответ Саши.

– Ла-ска, – сказала Таня.

И в этот миг в дверях возникла стройненькая фигурка с милым личиком.

– Ну, здравствуй, малыш мой родной! – приветствовала ее Татьяна.

– Эй! – крикнула Тане Медея, свесившись со своей огненной колесницы. – Пришел твой час. Развернись по полной программе!!!

Лара будто и не удивилась вовсе. Что было намешано в этой хорошенькой головке? Какие представления о людях, их чувствах и побуждениях?

Она не только не удивилась. Она просияла.

Это-то и было самое потрясающее. Об этом отразившемся на гладеньком личике выражении счастливого удовольствия Таня потом вспоминала долго.

Лара широко распахнула ясные глазки.

– Ты рассказал ей, Олежка, да? Я знала, ты поймешь, как я тебя люблю! – восторженно промолвила медсестра, обращаясь к долгожданному любимому.

Олег, не веря тому, что слышит, с ужасом смотрел на девушку.

– Она тебе сказала, что у нее ВИЧ? А у меня – нет! Ты ее остерегайся, Олежек. Второй анализ подтвердился. Да, Александр Иванович?

Дурной сон. Все казалось дурным сном. И вот она возникла, девушка из ее кошмарных снов, такая нежная, трогательная, ухоженная, юная. Но вполне нормальная хищница. Лисица с острыми зубищами. Или крыса. Такой представитель земной фауны. Ничего не поделаешь.

– Да, Александр Иванович? – повторила вопрос Лара, но торжество в ее голосе чуть приутихло.

Только сейчас она вгляделась в лица других, а не в лицо собственной ликующей удачи.

– Пройди-ка сядь, – велел Александр Иванович.

Лара прошла и села. Рядом с Олегом. Он оказался в центре. Справа от него пребывала измученная и некрасивая Таня, лицо которой было искажено ненавистью. Слева, у окошка? – очаровательная, свеженькая, но слегка настороженная Ласочка.

Александр Иванович подошел к двери, запер ее и положил ключ в нагрудный карман рубашки.

– Ты понимаешь, что тебе за это будет? – спросил он свою помощницу. В голосе его звучало удивление и недоумение одновременно.

Он словно заново вглядывался в существо, с которым провел больше двух лет в одном кабинете, про которое, как ему казалось, он знал все.

Ну почти все. Она пришла к нему сразу после медучилища, по солидной рекомендации. Старательная, аккуратная, благополучная, улыбчивая. Пациентки хвалили ее удачливые руки: боли не причиняла, укол – чик и все, никто даже не успел испугаться. Заезжал за ней серьезный мужик на очень-очень солидной машине с шофером. Вроде замуж собиралась. Потом, как полагается, расстались. Переживала. Не особо долго. Снова кто-то появился. Правда, с работы не встречал. А теперь вот довелось узнать, кто же был ее счастливым избранником.

– Ты понимаешь, что ты наделала и что тебе за это будет? – повторил вопрос доктор, потому что Лара недоуменно и глухо молчала. – Говори! – зарычал доктор.

– А что говорить, Александр Иванович? Что я наделала? – На глазах Ларочки появились неподдельные слезки. – Да, мы с Олегом любим друг друга. Что, мы первые, мы последние? Он, конечно, боится Татьяну Николаевну.

Она намеренно прибавила отчество к имени бывшей (почти наверняка – бывшей) жены своего мужчины. Пусть чувствует разницу между ними, между молодостью и пожилым возрастом. Между перспективой и тупиком.

– Они дом построили, как его теперь делить? Но это все ерунда. Мы все преодолеем. Мне ничего не нужно. Главное – любовь, – быстро, как по заученному, протараторила Лара.

– У нее ВИЧ, Олежек, ты понял? – обратилась она вновь к своему соседу и попыталась взять его за руку.

– Ты ненормальная? – отшатнулся он от нее.

– Похоже на то, – вполне серьезно отозвался Саша. – Есть психически больные люди, у которых полностью отсутствуют некоторые естественные для других человеческие чувства: сострадание, жалость, вина. Род шизофрении.

– У меня ничего не отсутствует! – крикнула Лара запальчиво. – Я в церковь хожу, записочки подаю!

– Помогает? – спросила вдруг Таня с проснувшимся интересом.

Вот наступил момент разоблачения. Обычно, это она твердо знала как сценарист, счастливый конец преподносился зрителю скомканно: чего теперь тянуть, все ясно, зло посрамлено, добро торжествует, пышная свадьба добра, не менее пышные похороны зла – все довольны, все ликуют. На десять минут эпизод. Но в ее собственной истории ей далеко не все было ясно. Она, чуть отстранившись, смотрела на Олега и Ласку как на пару.

А ведь вполне! И очень даже! Ей двадцать три, ему тридцать пять. В самом расцвете, идеальная разница в возрасте. Он удивительно красив, она даже и не заметила, как он из мальчишки стал таким завидным мужиком. Для нее он так и оставался мальчишкой, в которого она, девчонка, влюбилась, на самом деле ничего от него не хотя, не ожидая, не выстраивая. Девушка рядом с ним – хоть куда. Красивая – загляденье. Макияж – чудо искусства. Как это Таня раньше не разглядела? Целеустремленная – как мало кто. У нее все будет под контролем. Пусть себе живут, разбираются.

Тане вполне было достаточно хороших новостей на сегодня. Она здорова. Это главное. Ребенку не грозит с этой стороны ничего. А там будет видно.

Ей сейчас не хотелось слушать ответ Лары на ее вопрос. Она спросила просто так, импульсивно, не думая. Ей хотелось выйти из этого кабинета, спокойно доехать до своей московской квартиры, лечь… А там видно будет.

– Саш, открой мне, пожалуйста, дверь, я пойду, пожалуй, – попросила она, вставая.

Медея, притормозившая бег своей ослепительной колесницы ради зрелища Таниной расправы над соперницей, разочарованно притопнула, гикнула и умчалась навсегда. Может, поторопилась? Может, стоило досмотреть до конца? Или увидела вдалеке другую, более перспективную цель?

Человечество за три тысячи лет изменилось. Научились прощать? Научились терпеть? Ну, это вряд ли. Во всяком случае, далеко не все…

Житейское море… Где найти тех, кто движется по нему при полном штиле и безветрии? Нет таких. Бури налетают внезапно. Они не обходят никого: ни злых, ни легкомысленных, ни добропорядочных, ни праведных. Почему? Почему так? Почему и на хороших ураган распространяется с той же силой, что и на плохих? Даже задавать такой вопрос не стоит. Жизнь земная состоит из череды испытаний. И участь наша решается от того, насколько хватит нашего терпения, стойкости, силы духа. Не райские кущи, не череда удовольствий – постоянные искушения, ошибки, преодоления составляют существование людское. Почему хороший и надежный Олег изменил любимой жене? Кто-то скажет: «Да все они такие». Это неправда. Не все. Кто-то скажет, что мужчины полигамны и иначе быть не может. И это неправда. Ярлык полигамности – удобный, но уж очень невнятный. Мы же не о животном говорим, а о человеке, наделенном душой, умом, верой, наконец. А если переводить разговор в плоскость зоологии, то ведь там свои законы. У животных существуют брачные сезоны, которые сменяются многими месяцами без секса. Животные совокупляются только для продолжения рода. Беременная самка не подпускает к себе самца. Его роль сыграна, задача выполнена. Были времена, когда человеческая полигамность называлась другим словом. Разврат, например. Отступившегося от слова, данного Богу, человека жалели как погибшего. Ведь главное в себе погубил – душу. И если уж вспоминать былые слова, то давайте скажем про Олега: «Бес попутал». Не устоял перед искушением. Не смог. Человек грешен. И бывает очень слаб. И нам ли осуждать? Нам ли судить? Понять бы… Себе бы помочь не оступиться…