Сара Данн - Настоящая любовь

В евангелистской субкультуре к одиноким женщинам относятся с такой огромной долей жалости и пренебрежения, с которой доминирующая культура никогда не сможет сравниться — даже посредством журнала «Тайм» со статьями о возрастающем уровне бесплодия и о том, что на каждого холостого мужчину приходится шесть незамужних женщин, о женоненавистнической чепухе, о сорокалетних старых девах и крушениях самолетов. Потому что если женщина-евангелистка не смогла найти себе супруга, то это рассматривается как непоправимая трагедия. В том, что касается любой другой одинокой женщины, трагедия — по крайней мере, на посторонний взгляд — кажется не такой уж и страшной. Она ослабляется и смягчается тем, что эта другая женщина встречает новых мужчин, ездит в увеселительные поездки, целуется в укромных уголках на вечеринках, просыпается в компании перспективных незнакомцев, ест бутерброды в постели с бывшими приятелями после сексуального совокупления, которое предваряется словами: «Это не такая уж хорошая мысль». Ее жизнь может быть и грустной, и одинокой, и даже иногда ужасной, но, по крайней мере, она интересна. С девушкой-христианкой все обстоит с точностью до наоборот. По сути своей она — исполнительная и покорная служанка патриархата, с чрезмерно большими сковородками для приготовления оладий, которые хранятся в буфете, с букетами сухих цветов, выстроенных на полке над камином, всегда жизнерадостная, всегда оптимистически настроенная, всегда хорошо одетая и изящно причесанная, всегда изысканно изъясняющаяся и всегда благонравная. При всем этом она, несмотря ни на что, надеется все-таки встретить мужчину, который верит в то, во что должно верить, и верит так, как должно верить. Этот мужчина тоже должен быть интеллигентным, добрым, смешным и привлекательным. Остальные двенадцать характеристик я позабыла. Я хочу сказать, что достаточно трудно найти кого-нибудь, с кем вам захочется прожить жизнь. Но если вы вынуждены более или менее сузить поле поиска до шестерки чудаковатых холостяков, которые крутятся вокруг храма по утрам в воскресенье — один из них слишком нарочито смахивает на Иисуса — будущее начинает казаться абсолютно безнадежным. Иногда я думаю, что вовсе не случайно решила впервые заняться сексом, когда мне исполнилось двадцать пять. Наверное, какая-то часть меня решила, что если уж Господь распорядился так, чтобы я осталась уродиной, да еще с причудами, то, по крайней мере, я смогу насладиться сексом.

Я продолжаю считать, что сказала об этом все что могла, что дубинкой выколотила из этого жизнь, но, очевидно, это не так. Теперь стало понятным, что я слишком близко подошла к черте, за которой начинается брюзгливость — черта, которая представляется мне исключительно непривлекательной — но здесь, похоже, я ничего не могу с собой поделать. Ну что ж…

За несколько месяцев до описываемых событий я случайно столкнулась со старой подругой матери, у которой была дочь моего возраста. Вместе с дочерью этой женщины мы ходили в церковь, вместе пели в хоре, вместе ездили в лагерь, и, пусть даже не виделись бог знает сколько лет, я по-прежнему считаю ее своей подругой. И вот ее матушка сказала мне очень небрежно, пока мы ожидали зеленого света светофора на углу: ее дочь надеется, что Иисус не возвратится, пока она не выйдет замуж, потому что она не хочет упустить свой шанс позаниматься сексом. Потом она рассмеялась. У вас, наверное, возникла целая куча вопросов — и первый из них, конечно, такой: почему эта женщина сочла нужным рассказать мне, что ее тридцатидвухлетняя дочь по-прежнему девственница? Я, правда, вспомнила об этом потому, что, взрослея, большую часть времени испытывала абсолютно те же самые чувства. Мне нужно было как можно быстрее выйти замуж. Просто чтобы Иисус не возвратился раньше, до того как я успею позаниматься сексом, а мне не разрешалось заниматься сексом до замужества. Вот поэтому мне нужно было успеть выйти замуж до того, как возвратится Иисус, что, как всем известно, могло случиться в любой момент. Яко тать в ночи. Это прекрасно объясняет некоторые подозрения, которые я питала в отношении секса, а именно: он имеет чрезвычайно большое значение и остается тем, что я не желаю упустить ни в коем случае. И объясняет мою прозаичную убежденность в том, что вскоре на востоке с небес на землю в свете лучей славы сойдет Иисус с мечом в руке и возвестит Армагеддон. (То, что произойдет дальше, варьируется в зависимости от теологии, но есть одна вещь, в которой все единодушны — для секса там не найдется места.)

Просто удивительно, что после такого воспитания я еще способна вести себя более-менее нормально. Когда вы начинаете с того, с чего начала я — в ожидании возвращения Иисуса на землю с известием о конце света, — и заканчиваете там, где я сейчас нахожусь (лежу в постели после секса со своим бывшим приятелем, который последние пять месяцев был занят тем, что трахался с кем попало за моей спиной), то обнаружите, что оказались в сложном положении. Вы заметите, что не можете больше доверять своим инстинктам. Забудьте о том, чтобы доверять им — вам не удастся даже обнаружить их. Вы понятия не будете иметь, где они могут быть. Даже сейчас я не уверена в том, как бы поступила на моем месте женщина со здоровыми инстинктами. Меня всегда восхищали женщины с врожденным знанием, женщины, обладающие земной, женственной мудростью, которая бросает вызов логике, рассудку и рациональному мышлению. Все инстинкты, которые, возможно, и даны были мне при рождении, давным-давно оказались вытравлены. Боюсь, мне осталась в наследство система, в которой все перепутано и сводит с ума.

На следующее утро я проснулась, вся дрожа. Мне приснился кошмар. Я огляделась и увидела Тома, спящего рядом. То, что он оказался здесь, так потрясло меня, что я почти забыла о кошмаре. Но когда я опустилась на подушку, мой страшный сон немедленно вернулся ко мне.

Когда Том проснулся, я рассказала ему о кошмаре. Затем я начала толковать его — пользуясь принципами Юнга, которые я почерпнула у Дженис Финкль — но Том прервал меня прежде, чем я успела по-настоящему развернуться.

— В этом сне ты присутствуешь в каждом персонаже, — заявил Том.

— Да, какая-то часть меня, — согласилась я.

— Ты — молодой чернокожий, — сказал он. — И старуха, и ребенок, который на самом деле просто огромная голова.

— А еще и лодка, и вода, — согласилась я. — И достигну умственного равновесия, когда смогу принять, что и акула тоже.

Том одарил меня выразительным взглядом.

— В чем дело? — спросила я.

— Не знаю, — ответил Том.

Он скатился с постели и направился в ванную.

— Так в чем дело? — снова спросила я.