Сара Данн - Настоящая любовь

Вы не считаете, что в популярной литературе недостаточно внимания уделяется духовной жизни людей?

Знаете, если бы могла, я бы тоже попыталась не упоминать о ней. Это слишком чувствительная, почти незнакомая область для большинства. Люди там чувствуют себя очень неловко, если только вы не договоритесь соглашаться по тем или иным точно определенным пунктам. Я очень старалась, чтобы в моей книге отсутствовала духовная жизнь, потому что знала, как тяжело это будет для моей семьи и некоторых моих друзей. Мать одной из моих подруг, воспитанных в духе христианства, получила в свое распоряжение сигнальный экземпляр книги и воскликнула:

— Во имя всего святого, что случилось с Сарой Данн? Она же была такой милой девочкой.

Эта книга заставила меня смеяться до слез. Как вам удалось найти столько юмора в религиозных догмах?

Помните, это удалось Вуди Аллену и Филиппу Роту. А Сполдинг Грей проделал то же самое с «Христианской наукой». На самом деле, религиозная среда — это исключительно плодородная почва, поскольку она поддерживает семейные узы и одновременно имеет отношение к по-настоящему фундаментальным, пугающе грандиозным проблемам. Это также, пожалуй, единственный способ в наше время создать комический сексуальный роман, потому что налицо внутренний конфликт. Собственно говоря, в вопросах религии я почти ничего не преувеличила. Я приняла такое решение с самого начала и придерживалась его. Мое воспитание было достаточно традиционным, если вы считаете традиционной ту часть страны, которая расположена между Манхэттеном и Голливудом. Просто эти традиции не нашли полного и глубокого отражения в популярной культуре.

С чем вы можете сравнить опыт по написанию романа?

Это можно сравнить с тяжелой болезнью. Я до сих пор не уверена: происходит это потому, что я плохой писатель, или это действительно тяжело для любого человека. Я начала с того, что просиживала за письменным столом по три часа каждое утро, шесть дней в неделю. Так продолжалось в течение года, и я исписала 200 страниц, прежде чем удалось написать одно честное предложение. После этого я выбросила те самые 200 страниц и начала писать то, что впоследствии стало «Настоящей любовью».

Выходит, это совсем не похоже на все ваши остальные пробы пера — ведущей колонки в газете или автора сценариев комедий положений. Есть ли в этих двух занятиях что-то такое, что помогает при написании романа?

Главное отличие, как я обнаружила, заключается в отсутствии срока сдачи текста. Я никогда не считала, что пишу медленно, но тут вдруг выяснилось, что когда есть срок сдачи, я пишу хорошо, а когда этот срок не установлен, у меня ничего не получается. Но мои ранние опыты научили меня основному принципу творчества: вам не удастся ни на чем сэкономить и что-либо спасти. Вы выворачиваетесь полностью, отдаете всю себя, пусть даже речь идет о колонке в газете, которую потом кто-то подстелет в птичью клетку, или о комедии положений, которая окажется комедией недоразумений. Время от времени случается так, что вы сидите в писательской комнате на студии, вам приходит в голову великолепная история, и вы испытываете искушение не делиться ею ни с кем — даже если она решит проблему эпизода, который снимается на этой неделе. Но если вы отдаете всего себя, вы также почувствуете, что этот колодец быстро восполняется.

Телевидение — это жестокий мир, но вам удалось принять участие в создании трех весьма успешных шоу: «Мэрфи Браун», «Шкаф Вероники» и «Спин-сити». Чему научила вас работа в сфере развлечений?

Большую часть того, чему я научилась, мне пришлось забыть. Но, я бы сказала, примерно 15 процентов оказали мне неоценимую помощь. Давно известно, что написать какую-либо сцену значительно легче, если в ней что-либо происходит, если там есть конфликт, если она двигает рассказ или историю вперед. Я многое узнала о том, как и что вырезать, о самой истории, о том, как и что переписывать. Я медленно знакомлюсь с «книжным» миром, и проблема перехода от телевидения к написанию книг заключается в том, что когда в разговоре всплывает какая-то часть моего резюме — скажем, на званом ужине или вечеринке — то обязательно находится кто-то, кто говорит мне: «А у меня нет телевизора». И позвольте заметить, что никто, у кого нет телевизора в 2004 году особенно не гордится этим фактом. Это похоже на то, как если бы я сказала, что работала шеф-поваром, а мне бы ответили: «О, а я вообще ничего не ем».

Действие романа «Настоящая любовь» протекает в другом, но тем не менее известном вам мире: мире альтернативных газет. Существует ли какой-то кастовый дух, который объединяет студии новостей? Или же это просто общее родство от бедности?

Знаете, честь мундира присутствует и здесь. Это очень здорово, очень смешно и очень весело. Я тогда была совсем молоденькой, только что окончила колледж, и бедность не очень меня беспокоила. Я написала колонку о том, что значит быть бедной, и о том, что я знала, что я бедна, потому что у меня в доме никогда не бывало одновременно туалетной бумаги, бумажных полотенец и фильтров для кофе: я часто использовала бумажные полотенца в качестве фильтров для кофе или вытирала пролитое скомканной туалетной бумагой, и в конце концов все заканчивалось грудой фильтров для кофе на крышке сливного бачка. Так что лучшая часть жизни в альтернативной газете состоит из бесплатного материала: бесплатных книг, бесплатных компакт-дисков, бесплатных билетов, бесплатных фуршетов.

Права на публикацию романа «Настоящая любовь» были проданы в двадцать одну страну. Что вы думаете о том, как ваша книга и ее герои будут переведены на язык других культур?

Понятия не имею. Все это заставляет меня ощущать себя культурным захватчиком в самом худшем смысле этого слова. Почему именно моя книга должна быть переведена на польский? Разве первым, вместо моего, не должен быть опубликован роман, написанный каким-либо польским писателем? Честно говоря, я чувствую себя неловко.

Какой совет вы могли бы дать другим начинающим романистам?

Когда я начала писать эту книгу, меня очень беспокоило, что могу расстроить кого-нибудь из своих друзей или семьи, если «позаимствую» интимную подробность из жизни или использую имя их первенца и назову им настоящего злодея. Меня даже охватывало искушение бросить свою писанину, немедленно позвонить им и спросить разрешения. Вместо этого я решила записывать все, что беспокоит меня, на маленьких клочках бумаги и складывать их в банку из-под кофе, которая стояла на моем столе рядом с компьютером. Я решила так: когда закончу писать книгу, открою банку и начну звонить всем сразу. На самом же деле произошло следующее: я написала то, что хотела написать, я позаимствовала то, что хотела позаимствовать, я не стеснялась в выражениях, и на каком-то отрезке пути из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк я потеряла эту банку из-под кофе. По-моему, это неплохой способ написать роман.