Татьяна Герцик - Самое ценное в жизни

Мчавшийся по проселочной дороге УАЗик на полном ходу въехал на скрытый под грязной лужей пятачок вязкой жирной глины. Изношенные колеса провернулись, машину вынесло на обочину и чуть не ударило левым боком об ствол корявой березы, растущей в опасной близости от дороги. Опытный водитель твердой рукой выровнял УАЗик, и снова нажал на газ. Сидевшая рядом с ним Татьяна оторвала от металлического поручня дрожащую руку и провела ею по влажному лбу. С досадой посмотрела на грунтовую дорогу, напрочь разбитую тяжелыми грузовиками.

– Где мы сейчас едем, Константин Иванович? Определиться не сможете? – голос Татьяны звучал утомленно. – Может, где-нибудь рядом есть местечко, где можно передохнуть?

Водитель, немолодой солидный мужчина в ветровке защитного цвета и практичных черных джинсах, внимательно огляделся вокруг. Непонятно, что можно было разглядеть посредине убранного картофельного поля, редкие деревья по краям сельской дороги не представляли сколько-нибудь точного ориентира. Тем не менее, сверившись со спидометром, через минуту он уверенно доложил:

– Через пару километров будет главная усадьба бывшего совхоза «Путь Ильича». Сейчас он называется по-другому, какое-то там ООО, не знаю, какое. Село хорошее, большое, по нашим уральским меркам даже ухоженное. На главной улице, возле автобусной остановки, есть кафешка. Не был здесь пару лет, но, думаю, что еще работает. Можем заскочить, посидеть с полчасика, в себя прийти, если хотите.

Татьяна согласно закивала. Она жутко устала. Они тряслись по бездорожью уже больше пяти часов. От тряски все внутренности разболтались и неприятно ныли. Казалось, желудок перевернулся и вернуть его на свое законное место больше не удастся никогда.

Вдоль дороги заструился удивительный в своей осенней красоте лес. День выдался погожий, без ставших привычными дождей и туманов. Татьяна без помех любовалась готовящейся к зиме природой, досадуя, что упаковала фотоаппарат. Позже в мастерской, взглядывая на фотографию и воскрешая в памяти умиротворение, разлитое вокруг, вполне можно было написать пару сюжетов. Вот мимо промелькнула нарядная, вся в тяжелых пламенных гроздьях, тонкая рябинка. Вплотную к ней прижался стройный до утонченного изящества молодой клен в кипе ярко-золотой листвы с изломанными багряными пятнами. Она проводила их жадными взглядами: какой чудный мотив! За этими прильнувшими друг к другу деревьями угадывалась подлинная страсть.

На очередной рытвине, скрытой толстым слоем листвы, машину так тряхнуло, что замечтавшуюся пассажирку подбросило почти до потолка. Если бы она предусмотрительно не держалась за поручень, вполне могла бы себе что-нибудь сломать. Татьяна закрыла глаза, и, почувствовав дурноту, с усилием сжала зубы и низко опустила голову.

Минут через пять закаленный в путевых битвах дядя Костя успокаивающе произнес:

– А вот и Охлопково, Танюша! Добрались! Дальше дорога нормальная, асфальт до самого дома!

Татьяна устало посмотрела вокруг. Действительно, узкая грунтовая дорога, по которой они ехали, вилась параллельно федеральному шоссе. Вот и крутой въезд, который Константин Иванович взял с налета. От глины, налипшей на колеса, за ними потянулась яркая рыжая полоса, хорошо видимая на черном асфальте.

Лихой водитель уверенно поддал за сотню километров и через несколько минут, проехав по центральной улице большого села, подлетел к деревянному кафе, стилизованному под старинный боярский терем. Татьяне понравились нестандартное резное крылечко и расписанные цветочным орнаментом наличники. Кафе называлось шаблонно – «Огонек». Она подивилась бедности воображения селян. Или это традиция такая – иметь в каждом более-менее зажиточном селе кафе с таким названием? Своего рода обозначение статуса?

Осторожно, боясь споткнуться, выбралась из машины, с трудом шевеля онемевшим от напряжения телом. Чтобы восстановить кровообращение, несколько раз с силой топнула затекшими ногами, обутыми в короткие сапожки на толстой удобной платформе. Она всегда надевала их в дорогу.

Татьяна, на ее взгляд, была одета очень просто: в удлиненную синюю куртку под цвет глаз, черные брюки, заправленные в низкие сапожки. Единственная дань женственности – повязанный поверх куртки кокетливым бантом переливающийся всеми оттенками голубизны тонкий шелковый шарфик, контрастирующий с яркими бронзовыми волосами, собранными на макушке в несколько растрепавшийся узел.

Проходившие мимо мужики в замызганных черных телогрейках и грязных кирзовых сапогах, осмотрели ее с головы до пят, и в полный голос обменялись мнением о выдающихся прелестях залетной городской пташки.

Чтобы не слышать их малоприличные разговоры, Татьяна стремительно зашла в кафе. Она давно привыкла, что мужчины, что городские, что деревенские, никогда ничего доброго не говорят. Пошлятину одну. Особенность сильного пола?

В небольшом чистеньком зальчике стояли добротные резные столы из мореной древесины, явно изготовленные местными умельцами. Дерево, похоже, было извлечено из протекавшей рядом реки во время чистки русла. Возле столов стояли скамейки им под стать. На стене напротив широких окон висело несколько аляповатое панно на любимую сельчанами тему уборки урожая. Деревья и пшеница у художника получились относительно достоверно, видимо, он досконально был знаком с изображаемым предметом. Но вот два нелепых уродца, долженствующие изображать крестьянина и крестьянку, явно нуждались в коррекции. Синюшные руки длиной во все короткое туловище, с неистовой яростью вцепившиеся в снопы, вызывали в памяти Татьяны отвратительных инопланетян из американских ужастиков.

Она заглянула в туалет, сноровисто скрутила перед зеркалом волосы в плотный узел, закрепила шпильками, и, вымыв руки, вышла в зал, где Константин Иванович степенно сидел за столиком у окна, поджидая спутницу. Он уже осмотрелся в местных палестинах и одобрительно доложил:

– Чистенько тут, культурно. Приятно посидеть. Будем надеяться, что и кормят неплохо.

Татьяна устроилась напротив, вытянула всё еще ноющие ноги и постаралась расслабиться. Весьма пухленькая особа в обтягивающих синих джинсах и синей же джинсовой рубашке, с кокетливой белоснежной наколкой на взбитых обесцвеченных волосах, подошла к ним так стремительно, будто собиралась взять на абордаж. На симпатичном лице играла нарочито приветливая улыбка, обнажая неухоженные зубы. Официантка явно пересмотрела импортных фильмов, где подобные вымороченные улыбки являлись обязательным атрибутом. Подала меню, написанное от руки шариковой ручкой на сероватом листке в клеточку, небрежно вырванном из школьной тетрадки.