Марта Кетро - Когнитивный диссонанс

Ох, Марта, Марта. Ну что с тобой делать.

Если кого крепко любишь, можно простить ложь. Когда любишь очень сильно, то ничего и прощать не надо.

Лгал, как птица пела, — запрокинув голову и прикрыв глаза, вдохновенно. И что там прощать, если ложь в его крови и плоти; если обман был единственным способом взаимодействия с реальностью — ну хоть как-то, хоть как-то изменить мир, сделать его пригодным для нас. Потому что здесь и сейчас мы никак не могли быть вместе. В существующем мире он — никчемный, порочный, слабый, а я — хитрая и полуживая, как лисица с перебитой спиной. И поэтому он, мужчина, брал на себя риск и грех и немногими словами рисовал нам новую жизнь, где он — талантливый и свободный, а я бесконечно красива и никогда не умру.

В такие минуты я только смотрела, почти не слушала и не чувствовала ничего, кроме благодарности. Если бы никогда не покидать светлой комнаты с белой тканью, свисающей с потолка, с огромной кроватью, с воздухом, посеребренным нежным дымом и легкой ложью, мы до сих пор были бы счастливы.

Но когда женщина отворачивается, к ней приходят демоны. Стоило отвести глаза, выйти на улицу, как проклятые птицы слетались ко мне на руки и выклевывали дыры в счастье, которым я была — окутана? опутана? — защищена. Гадкими голосами они выкрикивали то, что я отказывалась слышать, поворачивали мою голову, поднимали веки: «смотри, смотри, смотри». И я, конечно, смотрела. Потому что мне в отличие от него недоставало духу пойти до конца в божественном обмане, необходимом для сотворения мира. И однажды ему не хватило игл, чтобы заштопать все прорехи.

И тогда я сорвала яблоко.

Коротко говоря, он с кем-то переспал, а она узнала.

В конце февраля я заболела. Перед тем как слечь, стала находить на улице довольно странные вещи — например, десятку треф и воробушка. С картой понятно — к денежным делам, а воробей скакал в снегу около железной дороги, видимо, ударной волной от поезда сбило или пощипал кто (хвост у него был лысоват). Потом радовалась, что не подобрала. Была такая мысль: взять, в клетку посадить, кошкам на забаву и себе, чтобы лечить. Но, думаю, сдохнет, а я в депрессию впаду, а мне туда сейчас нельзя, дел много, да и негоже вмешиваться в процесс естественного отбора. И хорошо, а то бы сейчас терзалась сомнениями, что у меня — птичий грипп или ослюнение бешеным воробьем. А так лежала спокойно, уверенная, что умираю от атипичной пневмонии.

И вот подходит ко мне муж, смотрит с тревогой и говорит:

— Птичка, давай врача вызовем?

— Не приедет, у меня страхового полиса нет.

— Надо сделать, когда поправишься.

— Конечно, по-хорошему мне бы надо дня на три к родителям поехать, заняться полисом и паспортом.

— Вот я после первого уеду, ты и займись.

Я криво и мучительно улыбаюсь — поди, не выживу, зачем мертвому полис?

— Только смотри, именно к родителям, а то я тебя знаю, твои брюнеты только и ждут…

У меня даже нет сил смеяться. Я три дня не мыта, пахну смертным потом, даже кошкам противно, опухла вся — нет, ну какие брюнеты могут меня ждать, бригада таджиков-могильщиков?

Я тебя, говорит, знаю. Меня — да, но вряд ли я найду еще одного такого извращенца, чтобы с ним изменять этому…

Хотя, если честно, кандидаты не переводятся. Первого марта получила от Антона письмо: «Весна наступила. Повидаемся?» и номер телефона с уточнением «лучше SMS». Его немногословность мне определенно нравится. Ответила: «Четвертого, в 19.00 в «Шоколаднице» на Малой Дмитровке, тел…» — «Буду».

Я отдаю себе отчет, что сеть «Шоколадниц» — заведения для студенток, не статусные, как принято говорить. Приличные женщины должны ходить в дорогие кафе вроде «Галереи» и других, чьи названия я даже не знаю, потому что недостаточно приличная. Мне нравятся уютные недорогие забегаловки с простой пищей, с несколькими сортами чая и мягкими диванами. Какая разница, куда забредать во время долгих прогулок, лишь бы обслуживали быстро и не отравили ненароком. Поэтому, выбирая для встреч с незнакомыми «шоколадку», я страшно смущаюсь, но поделать ничего не могу, привычка. Там иногда можно подслушать удивительные разговоры.

Как-то раз, попивая пу-эр, уловила в шуме голосов абсолютно нездоровую интонацию плохого лектора. Поворачиваю голову — за соседним столиком дяденька средних лет втирает пышной блондинке про энергии. Чертит схемы на салфетке, нещадно акцентирует: «Как только ты начинаешь отвлекаться, твое Внимание рассеивается. Ты теряешь Силу, и в твоей Защите образуются дыры. И что тогда наступает? Страх и Ужас!»

Она курит и что-то негромко отвечает. «Ребенок? Ты знаешь, как нужно воспитывать ребенка? Если он хочет в три часа ночи голым выйти на лестницу, пусть идет! Тогда…»

А я думаю, что страх и ужас даже не в том, что она с ним переспит, а в том, что не дай бог послушается. Вообще в том, что она сейчас тут сидит. С этим человеком. Который учит ее жить. Красивая, грива длинная, густая, вьющаяся, какого-то редкого пепельного оттенка, а руки округлые и сильные. А она сидит в этой подростковой кофейне и молча рассматривает психа, толкующего о коконе сознания. Ну зачем он тебе, женщина?!

Или однажды: сидят за мной две девушки, щебечут. Ощущение, что я подслушиваю выездное собрание Анонимных Алкоголиков или продавцов гербалайфа.

— Я делаю это уже два года! Каждые две недели я хожу и подкрашиваю, хожу и подкрашиваю! Мой парень тащится от Дженнифер Энистон, поэтому я сделала такую же прическу. Каждые две недели! И в прошлом году первого октября мы поженились!!

— Вау, вау! Поздравляю! Как я за тебя рада! А я тем летом собралась отдыхать и захотела вот такой цвет. И за неделю я ходила к ним пять раз! Первые два получился желтый, потом совсем белый, но я сказала: «Я должна в Турции выглядеть как решила!», и они сделали!

— Поздравляю! А мой парень…

Мне — я подумала — дали бы твоего парня минуты на три, не больше, он бы сам сделался похож на Дженнифер Энистон, особенно голосом… Видишь ли, на Дженнифер Энистон денег нету, так он нормальную девку проапгрейдил — дешево и сердито, каждые две недели башку в перекись окунать.

А потом и думаю, а чего я возмущаюсь-то. Он хочет Дженнифер Энистон, а она хочет парня, который хочет Дженнифер Энистон. Люди нашли друг друга…

И я уверена, что никакие они не пластиковые пупсы, хотя так выглядят. У них могут быть настоящие человеческие дети. И настоящие человеческие чувства, хотя и протравленные перекисью.

Утром назначенного дня с удивлением поняла, что волнуюсь, как девица. А он какой? А вдруг я ему не понравлюсь? Нет, правда, вот эти тени у меня под глазами — от зимы или теперь всегда так будет? Я вижу себя прежней, неизменившейся и только изредка, мельком, проходя мимо зеркала, бросаю неузнающий взгляд — ой, кто это? — не может быть, чтобы я. Секундный испуг, я чуть поворачиваюсь, приглушаю свет, складываю губы особым образом — и все, та, чужая, тетка исчезает. Одна беда — фото. Иногда после вечеринок обнаруживаю в Сети снимки какой-то коровы в моем платье. Чтобы не впадать в депрессию каждый раз, решила для себя: это плохие фотографы с пластмассовыми мыльницами виноваты. Конечно, ведь я-то красавица…