Кейт Фернивалл - Содержантка

— Разве не понятно? — нахмурился он.

— Мне — нет.

— Нас предали.

— Предали? Кому было известно, что мы сегодня сюда поедем?

— Только нам.

Старый драндулет все так же стоял у дороги. Чувство облегчения нахлынуло на Алексея резко, как удар в лицо, и только сейчас он понял, что до сих пор подсознательно сомневался в Максиме Вощинском, боялся, что он бросит их здесь. Но почему, если он сам только что спас их? Алексей и Лида уселись на свои места, и Алексей приветствовал Максима, крепко, благодарно обняв его за плечи. От вора в законе пахло коньяком, но кожа его на ощупь казалась ломкой и холодной, как будто он долго пробыл на ледяном ветру.

— Я рад, что все прошло благополучно, сын, — улыбнулся Максим.

— Спасибо, отец.

Лида взяла руку Максима. Сдвинув перчатку, она поднесла руку к губам и поцеловала бледную, в синих венах кожу.

— Спасибо, пахан, — негромко сказала она.

Вор в законе отнял руку, улыбнувшись холодно, одними губами, и обронил:

— Алексей, уйми свою сестру.

В комнате пахло кровью. Металлический соленый и тягучий запах, как деготь, вливался в ноздри. Алексей, замерев, стоял у двери, пытаясь понять, откуда он исходит. Каждый удар его сердца был гулким, как раскат грома. Серов провел Лиду до дома и поднялся с ней по лестнице. Что-то было не так, он почувствовал это, когда шел по узким ступенькам. На верхней площадке их встретил худой человек с подозрительными глазами и редеющими волосами. Красная повязка у него на руке указывала на то, что это управдом. Он перегородил им проход.

Мужчина надул худосочную грудь.

— Товарищ, у вашей двери на полу пятно. Уберите.

Лида моргнула, словно не расслышала, потом вскрикнула и бросилась к двери.

Управдом недовольно поджал губы.

— Похоже на кровь! — крикнул он ей вдогонку.

Алексей пошел за сестрой. Да, это была кровь. Пятна крови были и в комнате. У кровати стояла Елена. Она подняла голову, чтобы посмотреть, кто вошел без стука. Ее бледные глаза были холодными и злыми. Лида задрожала, как маленький испуганный зверек, зубы ее застучали.

— Лев, — прошептала она. — Лев.

Здоровяк лежал на кровати. Его огромная, как бочка, грудь была раскрыта и обнажена. На ней была только повязка из бинтов, которая выглядела так, будто на нее поставили большое красное блюдо. Яркий, насыщенный алый цвет. Каждый квадратный сантиметр кожи казака был покрыт кровью, потом и синяками, а единственный черный глаз скрывался в таком же черном кровоподтеке. Только губы, разбитые и покрытые струпьями засохшей крови, были перекошены в попытке улыбнуться.

— Лида! — взревел он.

Она перелетела через всю комнату. Не обращая внимания на кровь, девушка обхватила руками его бычью шею и поцеловала в заросшую щеку.

— Ты не умер, — сказала она, и слова эти прозвучали, как обвинение.

— Нет. Я хотел, но потом передумал.

— Я рада, — сияя глазами, улыбнулась она и взялась за его черную бороду. — Но я-то думала, ты умер, здоровый ты идиот!

Глядя на нее, Алексей подумал, проснется ли в ней такая же энергия, если он когда-нибудь оживет. Вряд ли.

— Они, наверное, тебя выбросили, да? — засмеялась она. — Не захотели держать у себя в тюрьме такую вонючую тушу.

Казак заворчал.

Лида похлопала по повязке на его гранитной груди.

— Как обычно, поднял бучу из-за какого-нибудь пустяка, да?

Он снова заворчал, и откуда-то из-под повязки послышался звук, похожий на бульканье. Очевидно, это был смех.

— Заткнись, — злым голосом обронила Елена. — Попков, не разговаривай.

Она стояла на том же самом месте и буравила Лиду обжигающим взглядом, едва сдерживая гнев. В одной руке она держала белый таз, полный алых ватных тампонов и бинтов в пятнах крови. В другой ее руке на раскрытой ладони лежала окровавленная пуля.

— Это ты из него пулю достала? — спросил Алексей.

— Кому-то же надо было это сделать?

— Обезболивающее?

Она посмотрела на стоявшую на полу пустую бутылку водки и пнула ее ногой, отчего та полетела под кровать.

— Елена, — осипшим от непролитых слез голосом произнесла Лида, — спасибо.

— Я это не для тебя сделала, девочка.

— Я знаю.

— Я не думала, что ты вернешься.

— Почему?

— Потому что без казака тебе тут нечего делать.

— Есть ты и Эдик со своей собакой. — Голос Лиды звучал удивленно.

— Я сказала. Тебе тут нечего делать.

— Елена, — серьезно промолвила девушка, — я думала, мы друзья.

— Значит, ты ошибалась.

Елена бросила пулю на грудь Льва, и та упала на повязку крошечным надгробием. Маленькая комната погрузилась в тяжелую тишину.

— Лида, — быстро произнес Алексей, — пойдем со мной. Купим ему лекарства. — Брат хотел увести ее отсюда.

Она не пошевелилась. Огромные глаза ее скрывались в тени, но решительный взгляд был устремлен на большую русскую женщину.

— Почему я ошибалась, Елена?

Лицо женщины смягчилось, но от этого стало еще хуже — она как будто уверилась, что у стоявшей перед ней девушки нет надежды.

— Потому что, — сказала Елена, — ты разрушаешь все, к чему прикасаешься.

На этот раз Лида позвонила в звонок. Дожидаясь ответа, она закрыла глаза, чтобы отгородиться, не увидеть этого мгновения, точно это должно было произойти с кем-то другим. Она пол-Москвы объездила на дребезжащих трамваях, пока бледный и едкий воздух города наконец не потемнел и в вечернем небе не показалась желтая, как дыня, луна.

Какое-то время она наблюдала за фонарщиком, который, насвистывая, ехал на велосипеде по улице со своим длинным деревянным шестом на плече. Он останавливался у каждого столба и, не слезая с велосипеда, кончиком шеста поворачивал ручку газового рожка. Как ей захотелось быть им! Она смотрела, как трамвайная кондукторша, женщина с усталыми глазами, вежливо выдавала билеты пассажирам. Лиде захотелось быть ею. Или девушкой, державшей на руках младенца с родимым пятнышком на лице. Или парой, которая шла по улице, взявшись за руки.

Она готова была стать кем угодно, лишь бы не быть самой собой.

Дверь открылась.

— А, Лида. Спасибо, что нашла время заглянуть.

— Добрый вечер, Дмитрий.

— Не могу сказать, что не ждал тебя. Видишь, как я доверяю твоему слову.

Он был в свободном шелковом красно-коричневом халате и черных брюках и улыбался так вежливо, что на какую-то крошечную долю мгновения у нее появилась надежда. Дмитрий распахнул перед ней дверь, и она вошла в прихожую. Из комнаты доносилась музыка, и Лида сразу узнала мелодию. Мать когда-то играла ее, это был один из ноктюрнов Шопена.

— Вы выглядите уставшей, Лида. Бледны совсем. Позвольте, я налью вам вина. Вам станет лучше. — Он протянул руки, чтобы помочь ей снять пальто.

Она не пошевелилась. Просто стояла в его теплой квартире в пальто и нелепой шапке. Лида попыталась увидеть под любезной улыбкой его настоящего, но он был скрыт слишком умело.