Фреда Брайт - Маски. Незримые узы

Аликс почувствовала страх. Потом смятение. Следует ли ей отстаивать свою позицию? Или подняться и уйти? Или убрать значок, чтобы сохранить мир в доме? Но она не могла снова идти на уступки! Если Сэму Мэттьюзу хватило смелости выступить с протестом на ступенях здания суда, неужели она, черт побери, не может подать голос за обеденным столом?!

— Твои друзья в Вашингтоне постоянно твердят о том, что Америка — лидер свободного мира. — Аликс встала со стула. — Тогда почему мне запрещают отстаивать свои убеждения? Я пользуюсь своим правом на свободу слова. Значок остается на месте: он защищен первой поправкой к Конституции.

Льюис сжал в руке разделочный нож. Его глаза метали молнии, но голос был ледяным:

— Действие первой поправки кончается на пороге этого дома. Это мой дом, и ты ешь мой хлеб, и я не собираюсь сносить такое своеволие в собственных стенах! Кем ты себя воображаешь, черт возьми… — голос его постепенно накалялся. — Джейн Фондой?!

Наступила гробовая тишина, и тут защебетала Дорри, вечная миротворица:

— Ну Льюис, дорогой… и ты тоже, Аликс… Перед нами великолепный обед, над которым столько трудился Джереми… Я не позволю испортить его пустыми пререканиями! Вы все равно ни до чего не договоритесь, а Джереми будет смертельно оскорблен: он только на приготовление фарша потратил два дня! Я не собираюсь лишаться лучшего повара, какой только у меня был, из-за банального несходства мнений! Простите друг друга и забудьте. И ешьте индейку, пока она окончательно не остыла! В конце концов, сегодня праздник, День Благодарения. Господи! — вдруг воскликнула Дорри. — У нас почти не осталось вина! Бриджит, принеси-ка нам «Нью Сент-Джордж».

Остаток дня прошел без инцидентов. В восемь вечера, извинившись, Аликс собралась уезжать. Нет, она не может остаться, как планировала: ей еще нужно много заниматься. Ей очень жаль.

Она почувствовала облегчение, когда добралась до своей квартирки в Кеймбридже и уткнулась в книги. Все выходные она никуда не отлучалась — даже чтобы поесть: просто заказывала на дом пиццу или какое-нибудь блюдо из китайского ресторанчика. И работала на всю катушку.

В воскресенье после полудня в дверь постучали. Аликс только что кончила мыть голову. Она наморщила лоб: может, еще что-нибудь заказала поесть и забыла об этом? Наверняка. Но все же тогда привратник должен был позвонить…

Замотав голову полотенцем, она пошла открывать. За дверью стоял Он. Большой как сама жизнь. И невероятно самонадеянный. Прислонившись к дверному косяку, Он ухмылялся, будто играл в кошки-мышки.

— Привет, Брайден, — сказал Сэм Мэттьюз. — Я пришел за своей зажигалкой.

— Не умеет петь, не умеет танцевать… — передразнила Бетт. — Что он вообще понимает! То же говорили и о Фреде Астере. Теперь надо все-таки посмотреть, что мы не так сделали…

Но Ким не желала ничего переделывать — она хотела просто забыть о происшедшем. В ее жизни, и так полной унижений, утренний просмотр был из ряда вон выходящим позором.

«Требуются молоденькие девушки, умеющие бить чечетку и громко петь», — прочитали они объявление. И Весты приняли вызов.

Бетт решила использовать музыкальный номер, исполняемый Этель Мермэн в «Цыганке», слегка видоизменив его так, чтобы Ким могла и станцевать, и спеть романс о розе на длинном стебле.

Просмотр был открытым, доступным для всех желающих. Каждая претендентка имела право показать небольшую сценку. Когда подошла очередь Ким, она выпорхнула на подмостки с цветком в руке, одетая в шортики и красно-бело-голубой лифчик от купальника, расшитый блестками, едва скрывающий ее напичканную силиконом грудь. Она выглядела чересчур слащаво.

— «Вокруг расцветают розы»! — объявила Ким и кивнула пианисту. Но когда она снова открыла рот, из него не вылетело ни звука, и уж во всяком случае, никаких роз. Она откашлялась и попробовала еще раз, но тщетно, стихи улетучились у нее из головы, в которой вертелось только одно: «Что я здесь делаю?» Все это было безумием: она ведь не Мермэн! Краем глаза она видела, как рядом со сценой мечется ее мать, пытаясь губами подсказать слова. « Я забыла!» — хотела она выкрикнуть, но и тут ничего не вышло: Ким абсолютно онемела.

Бунт голосовых связок не поддавался объяснению. Разве что это был своеобразный способ самого организма Ким доказать, что ей нечего делать в жанре музыкальной комедии. Словно предыдущие провалы на прослушиваниях и так не служили тому доказательством…

Пианист продолжал наигрывать, Бетт оставила, наконец, свои попытки подсказать дочери слова песенки и громко прошипела:

— Танцуй, ради всего святого!

Как загнанная в свете прожекторов лань, Ким, спотыкаясь, начала медленно передвигать ногами. Это привело лишь к тому, что она упала, зацепившись за микрофонный провод. Поднявшись, она повернулась к руководителю просмотра.

— Извините, — с трудом выговорила она и пошла прочь со сцены.

В практике Ким подобные мероприятия обычно заканчивались стандартно:

— Благодарим, мисс. Мы свяжемся с вами позднее. Следующая!

Но они никогда этого не делали. На сей раз распорядитель отступил от обычной процедуры.

— Радость моя, — сказал он, — вы хорошенькая девушка, но совершенно не умеете ни танцевать, ни петь. Почему бы вам не бросить все это и не выйти замуж? Следующая!

Ким и Бетт хранили гробовое молчание, пока не вышли из просмотрового зала на улицу. И тогда Бетт взорвалась:

— Этот парень имел наглость!..

Но Ким прервала ее, пожав плечами:

— Он прав, мама. У меня никогда ничего не получится в шоу-бизнесе — у меня нет для этого данных. Сегодня я сделала последнюю попытку.

— Как ты можешь так говорить, крошка?! — взмолилась было Бетт, но Ким твердо стояла на своем. Она сделала все, что могла, и из этого ничего не вышло: она испытывала страх перед сценой и была на грани нервного истощения. Лучше уж подметать улицы, чем согласиться опозориться еще хоть раз!

— Стать официанткой — еще куда ни шло, — ответила мать. — Множество актрис этим занимается, когда находятся в простое. Особенно в таких местах, где развлекается высший свет. Но подметать улицы?! Только через мой труп! Не теряй веры, сладкая моя… Что-нибудь да подвернется.

— Волшебник? — беспечно поинтересовалась Ким.

— Не остри.

Несмотря на радужные предчувствия Бетт в новогоднюю ночь, ничего хорошего так и не произошло. Прошел почти год, а они по-прежнему ютились в унылых меблирашках, считая гроши, рыская по третьесортным магазинчикам на Второй авеню в поисках дешевых нарядов.

Все делалось по правилам: было оплачено занесение имени Ким в «списки талантов»; глянцевые фотографии с ее изображением, на оборотной стороне которых были отпечатаны краткие сведения о ней (расписывающие, хоть и сдержанно, ее достоинства), имелись чуть ли не во всех рекламных агентствах.