Фреда Брайт - Маски. Незримые узы

И вдруг Ким разразилась плачем:

— Нет! Нет! Прости меня, мамочка! Прости за то, что я сказала такое! Я всю жизнь любила тебя…

Аликс ждала, пока успокоительное и кофе позволят Ким взять себя в руки.

— Я понимаю, какой ужасный удар ты получила, Ким, — утешала она подругу, — но все же у тебя есть муж, дети, сказочная жизнь… — Аликс помедлила. — Ты уже рассказала Тонио?

— Тонио! — с горечью воскликнула Ким. — Мой приз, Тонио… Нет, я ему ничего не говорила. Зачем?

«Но мне-то ты рассказала», — подумала Аликс, интуитивно чувствуя, что еще что-то должно всплыть.

— Я твой друг, — осторожно начала она, — но помни: я ведь еще и адвокат. Я могу тебе помочь, но только если ты расскажешь абсолютно все начистоту. Доверься мне, Ким. Ведь твоя судьба мне небезразлична.

— Я уж не знаю, могу ли кому-нибудь доверять, — сказала Ким, однако необходимость облегчить душу оказалась сильнее любых сомнений, и все ее душевное смятение выплеснулось наружу: жизнь в доме Тонио в качестве наложницы, его измены, психические пытки такого супружества, которое ей довелось испытать. И стоящая за всем этим угроза физических страданий.

— В президентском дворце есть комната, которую называют Черной палатой. Там проводят допросы диссидентов головорезы, состоящие на службе у правительства, — «лу-лу». Банда садистов, насколько я знаю. Тонио лично участвует в пытках.

— Ты это знаешь наверняка? — спросила Аликс.

— Я знаю местный диалект, — ответила Ким. — И слышала об этом от одного охранника.

Даже Аликс, немало наслышанная о различных проявлениях домашнего террора, была потрясена: похоже, муж Ким был настоящим психопатом.

— Ты собираешься к нему возвращаться? Бога ради, почему?

— Там мои близняшки…

— Тогда хватай их в охапку и следующим же самолетом возвращайся в Нью-Йорк! Не бери с собой даже багажа — просто уноси оттуда ноги. А когда ты будешь в безопасности, мы начнем дело о разводе.

Но Ким покачала головой: нет-нет, это невозможно.

— Если Тонио когда-нибудь узнает, что я все тебе рассказала, он убьет меня.

— Тем более надо бежать от него! — настаивала Аликс, но Ким разволновалась от одной мысли о такой перспективе.

Тонио никогда не отдаст ей детей. Он упрям, и в его руках власть. Какой смысл обращаться за помощью к закону в Нью-Йорке, когда в Сан-Мигеле воля семьи Дюменов сама была законом? Там у нее своя жизнь, положение, обязательства перед другими людьми. Она не может вот так вдруг на все это наплевать.

— Кроме того… — голос Ким упал.

Что — кроме того? Аликс хотела объяснения. Она по-прежнему любит Тонио? Это предположение, решила Аликс, наиболее вероятно и очень походило на ее собственную одержимость Сэмом.

— Послушай, Ким. Я знаю, что значит погрязнуть в такого рода отношениях. Я сама находилась в подобной ловушке долгие годы. Тот человек — отец Саманты — не очень-то отличается от Тонио: жестокий, властный. Но в нем было что-то такое… — рассказывая, Аликс начинала осознавать правду о себе самой яснее, чем когда бы то ни было. — Он воздействовал на темные стороны моей души. Он оскорблял меня — не физически, а морально. Он оскорблял мое доверие, мою любовь. Но какой бы разрушительный вред он мне ни наносил, какая-то часть меня требовала еще большего. В определенном смысле я сама хотела быть жертвой. Образно говоря, когда он живьем сдирал с меня кожу, я ощущала, что живу! Что ж, такие ощущения могут возбуждать с сексуальной точки зрения, но это опасно. Проигрышная ситуация . Поверь мне, Ким, я прошла через это. Я знаю все притягательные стороны и риск подобных отношений: в лучшем случае ты просто будешь жить его жизнью, а не своей, в худшем — можешь погибнуть. Извлеки урок из моего опыта.

Аликс смягчила тон, потому что Ким снова плакала.

— Я не хочу сказать, что разрыв — простая штука, но ты должна через это пройти — даже не ради себя, а ради своих детей. Ты же не хочешь, чтобы они росли в той атмосфере! Пусть их окружает свет, а не тьма. Подумай о моих словах, когда вернешься домой; я знаю, ты сделаешь верный шаг при первом же удобном случае. Скоро ли ты снова приедешь в Нью-Йорк?

— Мы проводим август в особняке на Лонг-Айленде. Ежегодно устраиваем там грандиозный бал.

— Дети приедут с вами?

Ким кивнула, блестя глазами.

— Прекрасно! Тогда все, что тебе нужно будет сделать, это, приземлившись в аэропорту Кеннеди, схватить детей и бежать прямиком в мой офис. Ты по-прежнему гражданка США, Ким! У тебя есть свои права. И запомни: я все время буду рядом. Мой муж тоже, а он влиятельный человек. Тонио ни черта не сможет сделать! Мы добьемся развода, ты получишь опеку над детьми. А потом начнешь самостоятельную жизнь — для разнообразия. Свобода, Ким! Ты только подумай: свобода распоряжаться собственной жизнью!

— Собственной жизнью… — повторила Ким и затрясла головой: — Как я смогу жить собственной жизнью — вообще жить! — если я даже не знаю, кто я? Я обдумаю твой совет, Аликс, но мне нужна передышка. Я должна узнать хоть что-то о себе самой! Кто я… Посмотреть, как я буду обходиться без мамы… Поэтому я и пришла к тебе. — Она глубоко вздохнула. — У меня где-то есть брат-близнец, человек одной со мной плоти и крови. Семья, которой меня лишили. Я смотрю на своих близнецов и вижу, как они близки между собой, и теперь понимаю, что именно этого мне и не хватало в детстве. Я хочу, чтобы ты нашла моего брата, Аликс, мою вторую половинку! Только тогда я смогу стать полноценной личностью.

Аликс поняла ее.

Это работа для частных детективов, объяснила она Ким. У нее есть на примете отличное агентство. Но сначала ей понадобятся все сведения, какими располагает Ким.

Аликс протянула ей блокнот.

— Напиши все, что относится к делу.

Ким не могла накарябать ничего, кроме своей предполагаемой даты рождения в Сан-Диего и того факта, что в раннем детстве ее крестил в церкви «какого-то святого или чего-то там еще» священник по фамилии О'Доннелл.

— Негусто… — заключила Аликс. — Но ничего, я надеюсь, и это поможет: близнецы все-таки нечасто рождаются. Я займусь этим сегодня же! Кстати, а как я смогу с тобой связаться в случае чего? Удобно ли звонить тебе домой?

— Нет… нет! — У Ким даже глаза расширились от испуга. Она нацарапала в блокноте еще пару строчек. — Можешь вложить в конверт с этим адресом любое сообщение для меня.

— Максим Брюнель, — прочла Аликс. Это имя ничего ей не говорило. Наверное, кто-то из доверенной обслуги…

Билл и Аликс посмотрели по телевизору десятичасовые новости, выпили чаю, зашли перед сном к детям, после чего Билл отправился в спальню, а Аликс вернулась на кухню: ей там всегда лучше всего думалось.

События дня растревожили ее — не только излияния Ким, но и нежелательное самокопание в своих отношениях с Сэмом. Она вспомнила вопрос, заданный Биллом. Фрейдовский вопрос.