Керстин Гир - Чистосердечно привирая

– Ну, вам придётся объяснить мне это поподробнее, – сказал Бирнбаум.

– Боже мой, Бирнбаум! Мы все считали, что Анника ваша возлюбленная, – нетерпеливо ответила я. – Все так думали! Я, естественно, тоже. А теперь вы мне говорите, что она ваша кузина! Вы следите за моей мыслью?

Бирнбаум кивнул.

– Отлично. И что, скажите пожалуйста, происходит в китчевом романе, когда героиня хочет сброситься с моста из-за своей красивой соперницы? А? А? Правильно! Выясняется, что красивая соперница а) его сестра или б) лесбиянка или в) двоюродная сестра. Я это называю дешёвкой!

Бирнбаум улыбнулся – впервые за весь вечер.

– Ага! Из чего следует, что вы себя идентифицируете с героиней этого китчевого романа?

– Боже, нет! Вот это – чистейший хоррор-роман! – Мне вдруг захотелось плакать. На меня внезапно навалилось чересчур много.

– Но разве не прекрасно, что вам не надо бросаться с моста? – спросил Бирнбаум.

– Я не собиралась этого делать, вы, много о себе воображающий… – вскричала я, но Бирнбаум закрыл мне рот ладонью.

– Осторожно! Я всё ещё твой шеф-редактор, – сказал он. Очевидно, он счёл уместным перейти на менее формальное обращение. – Я не знал, что встречу тебя сегодня вечером, Йоханна, но раз ты здесь, мы можем прояснить несколько важных вопросов.

– Пожалуйста! Я бы с моста не сбросилась. – ответила я. – Ни ради вас, ни из-за других проблем, которые обступили меня со всех сторон, как городские джунгли. Я не отношусь к тому типу людей, которые сигают с моста. Даже Виви этого не сделает, хотя она уже несколько лет об этом говорит. Девушка? Пожалуйста, ещё шампанского.

Официантка поставила бокал передо мной на стол.

– Ах, дайте мне сразу два, – заявила я, опрокидывая содержимое бокала в себя.

– Мне бы хотелось знать, когда же оно наконец подействует на мой мозг, – пояснила я Бирнбауму.

– В любой момент, я уверен, – ответил Бирнбаум.

– Ну, будем надеяться, – откликнулась я, вливая в себя имеющееся в моём распоряжении шампанское, а Бирнбаум на это глядел. Постепенно места за столами заполнялись людьми, и вокруг нас оставалось всё меньше и меньше свободных мест. Напротив нас сели элегантный мужчина в смокинге и не менее элегантная дама. Они оба улыбнулись вначале Бирнбауму, а затем мне.

Именно в этот момент я начала ощущать действие алкоголя.

– Очень приятно, Ансельм Фредеманн, – картаво сказал мужчина, а женщина сказала:

– Лягушонок.

– Будьте здоровы, – вежливо откликнулась я. Ой, какое это прекрасное чувство, когда пять бокалов шампанского одновременно достигают мозга!

– Я люблю тебя, – сказал Бирнбаум.

Я посмотрела на него как в тумане. У всех мыслей, громоздящихся в моём мозгу, определённо была икота.

– С какого же времени?

– Я думаю, уже довольно давно, – серьёзно ответил он. – Сначала это была просто игра, и любопытство, конечно, но потом меня настигло.

– Правда? Несмотря на то, что вы видели мои фотографии на ледяном ложе?

Бирнбаум засмеялся.

– Ты выглядела здорово!

– Может быть, вы близоруки? Я боюсь, у всех мужчин, которые в меня влюбляются, что-то с глазами.

– У меня глаза как у рыси, – заверил меня Бирнбаум.

Я внимательно посмотрела на него. У него не были глаза как у рыси, скорее как у его пса Якоба – карие, верные и добрые. Намного, намного красивее, чем у Джорджа Клуни. Джордж Клуни был вообще ничто в сравнении с Бирнбаумом.

– В этот момент ты могла бы сказать, что с тобой происходит то же, что и со мной, – сказал в конце концов Бирнбаум.

– Но со мной происходит не совсем то же, что и с вами, – возразила я. – У меня сейчас глубокий личный кризис. Моя семья распадается, и я влюбилась в своего начальника. Ладно, его мнимая возлюбленная оказалась его кузиной, но я вам говорю, что мои проблемы исключительно многообразны. К тому же есть ещё и другой мужчина. Он случайно тоже в меня влюблён. Его зовут Борис.

– Что ты, собственно, хочешь мне сказать? – спросил Бирнбаум.

Да, а что я ему, собственно, хотела сказать? Я была слишком пьяна для разумного ответа на этот вопрос.

– Я думаю, мне нужно ещё немного времени, чтобы упорядочить мои проблемы, – объяснила я. – Кроме того, я вдрызг пьяная.

Бирнбаум помолчал некоторое время.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я дам тебе время. До завтрашнего вечера. Все проблемы, которые ты до этого времени не решишь, мы решим вместе.

На следующее утро я проснулась с гудящей головой. Оно и понятно: накануне вечером большое количество шампанского сменилось большим количеством вина, поданного за ужином. Ужин был первоклассный, вино подливалось непрерывно – пино гри к супу, рислинг к рыбе и красное сухое к птице.

Первое, что я увидела, открыв наутро глаза, – это лицо моего маленького племянника. Рядом маячила физиономия моей маленькой племянницы.

– Тык, тык тебе в глазик, – сказала она, но прежде чем её острый пальчик добрался до моего лица, я кое-как уселась на постели.

– Что вы здесь делаете?

– Пришли к тебе в гости, – сказала Генриэтта. – И Леандер тоже.

– А мама ваша где?

– Отсутствует, – ответил Филипп – он сидел за моим письменным столом и держал на коленях Леандера.

– Неужели! – воскликнула я. – Что случилось? Кто-то поджёг твою постель, или почему ты её покинул?

– В дверь позвонили, и поскольку ты спала как сурок, мне волей-неволей пришлось пойти открывать, – ответил Филипп. Финн и Генриэтта взобрались на мою постель и пытались попасть пальчиками друг другу в глаза. – На пороге стояли дети, все трое. И в коляске куча вещей. Только Тони не было.

– Странно. А мама где?

– Она со вчерашнего дня ревёт белугой. Из-за папы. Сегодня ночью она спала в студии, потому что не могла вынести опустевшей половины постели. Это всё моя вина.

– Да, это так, – ответила я. – Но и мама несёт свою долю ответственности. Не говоря уже о бедной Хелене.

– Я выгнал из дома собственного отца, – сказал Филипп похоронным голосом. Леандер завозился у него на коленях и неблагосклонно закаркал.

– Ему жарко, – объяснила я. – Сними с него верхние вещи.

Филипп неловко снял с малыша кофточку. К ползункам Леандера была приклеена записка.

– «Я сплю. Пожалуйста, позаботьтесь о детях, если я больше не проснусь. Тони», – прочёл Филипп. – «P.S. Не пытайтесь меня разыскивать». О Боже! Ханна!

– Тык, тык тебе в глазик! – закричал Финн, а Генриэтта закричала:

– Чёртов бастард!

Я схватила обоих за воротники и усадила на ковёр, где они тут же начали драться, как юные котята.

– Так, – сказала я Филиппу. – Ну, начнём. – Хотя моя голова гудела так, как будто в ней настраивал инструменты симфонический оркестр, я выпрыгнула из кровати с лёгкостью человека, пившего только свежую родниковую воду.