Разия Захир - Невольница

Салман закончил свою речь и направился к дому. Нафис думала о Юсуфе. У нее затрепетало сердце, когда она услышала его имя. Она ждала, что Салман еще что-нибудь расскажет о нем, и, когда он пошел к дому, не выдержала. Бесстрастным, ровным голосом, будто ей это совсем безразлично, она бросила вслед Салману:

— Юсуф до сих пор в Канпуре? Он не собирается к нам?

— После революции. Я несколько раз пытался его уговорить съездить к вам, но он несет какую-то чепуху. Я приглашаю его поехать отдохнуть в Найниталь, а он мне начинает рассказывать, что у него важная встреча, какое-то собрание, а еще где-то ему надо выступить с речью… Кажется, он немного помешался на этих собраниях.

— Ничего не помешался, — обиделась Нафис. — Дня два или три назад он писал маме, что закончил свои дела и надеется съездить с нами в Найниталь…

— Просто хотел написать приятное. Но зачем нам спорить об этом? Давай лучше рассудим, что он будет делать в Найнитале. Коньками он не интересуется, греблей не занимался никогда, от танцев отказывался наотрез. Единственное, что его может там привлечь, — альпинизм. Карабкаться на вершины — его страсть…

Но Нафис уже не слушала его. Перед ее взором стоял Юсуф, высокий, худощавый — любая одежда казалась на нем просторной, — умный и внимательный. Она видела его глаза, которые всегда первыми замечали все, его полные губы, с которых, увы, так редко слетало слово. Он всегда дружил с детворой, и трудно было догадаться, глядя на него, окруженного толпой малышей, что это тот самый Юсуф, который всегда был первым на всех экзаменах и способности, трудолюбие и гуманность которого ставили другим в пример его учителя.

Матери Юсуфа и Нафис были двоюродными сестрами, и обе происходили из тех помещичьих семей, у которых были свои земли в деревне и собственные дома в городе. Раньше их называли навабами. Но теперь многое изменилось. Отец умер, когда Юсуф был ребенком. У матери Юсуфа была еще сестра, моложе ее на четыре года, и старший брат, который мог бы содержать всю семью, но он уехал в Пакистан. После смерти мужа мать Юсуфа из последних сил старалась дать сыну образование. Помещичье землевладение постепенно отмирало. Большую часть дома отобрали из-за отъезда брата в Пакистан.

Отец Нафис, Сахават Хусейн, был ловким осторожным дельцом и уважаемым человеком. Сперва он вступил в Мусульманскую лигу и был там одним из руководителей. Но во время раздела страны, исполнив ловкий трюк, стал членом Конгресса. С большой выгодой он продал свои земли государственной ферме, а принадлежавшие ему в городе дома сдал в аренду. На выборах он выставил свою кандидатуру от партии Конгресса, вложил большие деньги в избирательную кампанию и одержал победу. После этого снял в аренду дом в аристократическом районе Лакнау и переселился туда. Это был район, застроенный особняками важных правительственных чиновников. Влиятельные друзья обеспечили ему нужные связи, и сейчас он уже подумывал, как бы получить разрешение на открытие большой аптеки и из законодательного собрания штата перебраться в парламент страны.

Нафис была единственной дочерью Сахавата Хусейна. Она вместе с Юсуфом училась в английском колледже, но мать Юсуфа испытывала все большие материальные затруднения, и ему пришлось перевестись в недорогую индийскую школу. Среднее образование Нафис получила в колледже Ламартина, где воспитанников обучали по программе старших классов Кембриджа, а Юсуф — в исламской школе. В университете они снова встретились. Но между их детством и теперешними взглядами лежала пропасть. Окружение Нафис внушало ей: все, что тебе удалось получить, используй для себя. Жизнь Юсуфа подсказывала ему, что человек должен делиться с другими всем, что имеет. Эти взаимоисключающие точки зрения сталкивали их теперь друг с другом.

Сахават Хусейну нравился способный и целеустремленный юноша, он высоко ценил его и в то же время опасался, даже боялся. И вполне естественно, что там, где поселился страх, не оставалось места для любви. Ему не хотелось, чтобы Нафис встречалась с Юсуфом. Юсуф прекрасно понимал дядю и поэтому, несмотря на всю свою любовь к Нафис, старался по возможности избегать ее. Нафис любила Юсуфа и теперь, но она никак не могла представить, чем кончится эта любовь. Когда он заходил к ним, она была безгранично рада. Спешила приготовить чай, подавала на стол все лучшие кушанья, какие были в доме, оживленно беседовала с ним о чем угодно, лишь бы слышать его голос. И в то же время она постоянно боялась, как бы Юсуф не сказал чего-нибудь, что могло бы не понравиться отцу. И хотя Юсуф вел себя неизменно вежливо, почитал дядю и тетю, Нафис не могла быть спокойна — ей представлялось, что портрет Юсуфа всегда будет казаться не на своем месте в рамке у нее дома. Когда он уходил, она постоянно думала о нем, молила бога о скорейшем его возвращении и молча проливала слезы, если он долго не шел.

Из дома донесся голос госпожи:

— Диву даешься: для этих двоих, что стоят на улице, палящее солнце, видно, кажется лунным светом! Дочка, Нафис, хвала твоему разуму, сама жаришься на солнце и заставляешь Салмана изнывать от жары. Идите-ка сюда! Обед уже подан.

Салман тут же направился в дом.

Нафис взяла со стула привезенные им пакеты, тяжело вздохнула и медленно открыла дверь.

Вся мебель в доме была уже закрыта чехлами. Двери и окна, с которых сняли портьеры, казались голыми. Вся посуда запакована в бумагу и перевязана бечевками.

За этой первой комнатой находилась столовая, где стояли длинный обеденный стол и вокруг него двадцать обитых кожей стульев. Вся остальная обстановка была уже вынесена и погружена. На столе осталась большая стеклянная ваза, в которой увядали белые и красные розы. Гафур и Нилам подавали на стол.

Госпожа уже сидела, наваба-сахиба еще не было. Вошла Нафис и села справа от матери. Салман сел слева. Госпожа обратилась к нему:

— Как это тебе удалось вырваться сюда? — И, не дождавшись ответа, продолжала: — Наваб-сахиб только что рассказал мне, что ты едешь с нами в Найниталь. Это замечательно. У наваба-сахиба с его предвыборной борьбой нет ни минуты свободного времени. Что это случилось с поваром, спрашиваю я? Нилам! Что это за лепешки испек он сегодня?.. Да, так на чем я остановилась?.. Ну да, хоть один мужчина будет в доме там, на чужбине… Вот и отправился грузовик. На два часа запоздали с отъездом. Когда-то они теперь доберутся до Катхгодама. Да, кстати, вот ты едешь с нами, а ты догадался хотя бы захватить с собою теплую одежду?

— Кое-что взял. А кроме того, туда же едет Нафис! Она свяжет мне свитер. А шерсть купить можно и там.

— Не буду я вязать там никаких свитеров, — вспылила Нафис. — Не для этого я туда еду.