Сандра Частейн - Святой грешник

С вещами в руках Нико осторожно заглянул в комнату Карен. Ему не хотелось ее будить.

– Входи, я не сплю, – услышал он ее голос.

– Я принес тебе кое-какую одежду. Может, тебе захочется переодеться.

– Вообще-то я мечтаю о душе.

– Ванная там, – сказал он, открывая дверь. – Все здесь в твоем распоряжении.

– Спасибо.

– Тебе помочь встать?

– Я сама справлюсь.

Внезапно они почувствовали какую-то неловкость. Но мост через пропасть отчуждения был уже построен, и они шли по нему навстречу друг другу.

– Пока ты будешь в душе, я сварю кофе и подогрею суп. Ты хочешь есть?

– Сказать по правде – умираю с голоду.

– Отлично. – Нико закрыл за собой дверь и прислушался. До него донесся скрип половиц и звук льющейся воды. Удостоверившись, что с Карен все в порядке, он вздохнул с облегчением и пошел на кухню, надеясь, что у него найдется суп или хоть что-нибудь съестное.

В шкафу не было ничего, кроме банки рыбного паштета. В хлебнице нашлось полбатона белого хлеба. Состояние холодильника оказалось куда более утешительным: там был сок, масло и молоко.

Дела были не так уж и плохи. Нико отыскал кофе, сухие сливки и сахар. Сахар у него в доме никогда не переводился. Женщины и сладкое – все знали об этих двух его слабостях.

Он поставил чайник на огонь и поджаривал тосты, когда в дверях появилась Карен. Нико оглянулся и замер. На ней был его старый махровый халат, и она вытирала волосы красным полотенцем. Рукава халата были ей длинны, и она закатала их, открыв белые изящные руки, пояс халата подчеркивал тонкую талию, потертый материал облегал стройные ноги.

Но больше всего Нико поразило ее лицо. Карен раскраснелась, персиковый румянец заливал ее щеки, глаза блестели. На секунду он даже испугался: уж нет ли у нее жара?

– Ты как, в порядке?

– Все нормально, только я еще чувствую сильную слабость, – ответила она, перекинув влажные волосы через плечо. – Чем так вкусно пахнет?

– Рыбным паштетом. Надеюсь, он тебе нравится, принцесса.

– Нравится. А почему ты все время зовешь меня принцессой?

– Потому что…

«Потому что мою сестру тоже звали Карен, потому что это имя напоминает мне о прошлом, которое я хочу забыть, и причиняет боль».

Он вздохнул и ответил:

– Ты любила, когда я так называл тебя.

Она задумчиво взглянула на него.

– Да? Расскажи, что еще я любила.

Они оба на мгновение замерли – он стоял, держа в руках чашки, она ждала ответа.

– Ты любила старые фильмы, – импровизировал Нико, – сентиментальные, и всегда плакала, когда смотрела их. Еще ты любила читать книги и разглядывать витрины.

– Книги… А детей? Я любила детей?

– Не знаю, мы никогда не говорили о детях. Мне очень жаль, Карен, – Нико заставил себя произнести ее имя, – я еще многого о тебе не знаю.

– Я тоже многого о себе не знаю, или, вернее, не помню. – Она села за стол.

– Ты почему не надела футболку? – Теперь, надевая этот старый махровый халат, он будет каждый раз представлять себе Карен, будет помнить, что она надевала его, и воспоминания будут бередить душу.

– У меня волосы мокрые, я боялась, что она намокнет. К тому же этот халат такой мягкий и теплый. Он твой, он напоминает мне тебя. Ты ведь не против?

– Нет. – Он не был против. Материя сохранит аромат ее тела, и частичка Карен навсегда останется с ним. – Давай я тебе помогу.

– Что? – Она непонимающе посмотрела на него.

– Давай я вытру тебе волосы.

Он подошел к ней и взял полотенце, нечаянно дотронувшись до ее коленей. С минуту она просто смотрела на него, подняв глаза. В ее взгляде была робость, доверие и что-то еще, какое-то смирение, как будто она думала, что спит и стоит ей проснуться, как все это исчезнет. Потом он стал вытирать полотенцем ее волосы, и она со вздохом закрыла глаза.

Им сейчас было так хорошо вдвоем, что больше ни о чем не хотелось вспоминать. Но воспоминания, помимо его воли, нахлынули на Нико. Когда его сестра была ребенком, он точно так же вытирал волосы ей. Судьба, перемешав колоду, снова выкинула ему те же карты.

Откинув пряди с лица Карен, он провел пальцами по ее нежной гладкой коже, смахнул со лба капельки воды. На плите закипал чайник. Играл магнитофон, наполняя комнату тихими звуками печальной мелодии.

Время как будто замерло на мгновение.

– Как приятно, – прошептала она. – Мне никто никогда раньше не вытирал волосы.

У Нико перехватило дыхание. Его пальцы коснулись ее уха, и он едва сдержался, чтобы не поцеловать ее. Еще ни одна женщина не вызывала в нем такого желания.

А она даже не понимала, что так притягивает его. Когда он взял ее за подбородок, приподнимая голову, она открыла потемневшие глаза. Их цвет сейчас напоминал цвет неба перед грозой.

– Что ты со мной делаешь?

– И сам не знаю, – ответил он хрипло.

– Ты говорил, что хочешь целовать меня, сжимать в объятиях.

– То была фантазия, принцесса, а это – реальность.

Она сжала его руку в своих ладонях.

– Значит, мы не были любовниками?

Он был так ошарашен, что не знал, как ответить.

– А ты бы этого хотела?

– Не знаю. Но я точно не пожалела бы об этом. А ты? Чего хочешь ты?

Он отнял свою руку и, с трудом подбирая слова, ответил:

– Я хочу тебя. Я хочу сорвать с тебя этот халат и взять тебя прямо здесь, на полу. Я хочу тебя так, как не хотел еще ни одну женщину.

– А что, если я хочу того же?

– Нет! Сначала ты должна все вспомнить.

– Я помню. Не все, но многое.

Нико пристально посмотрел на нее.

– Что ты помнишь? Расскажи мне. – Он почувствовал, что испугал ее. – Расскажи о своем прошлом. Неужели мама никогда не вытирала тебе волосы?

– Моя мама не была слишком заботливой. К тому же она часто плохо себя чувствовала. – Видя ее испуг и смятение, Нико пожалел о своих словах.

– Зато я часто вытирала ее волосы, – продолжала Карен. – У нее были прекрасные золотистые волосы. Когда она болела и лежала в постели, я расчесывала их, чтобы они не путались.

– Ты не хочешь дать ей знать, что с тобой все в порядке?

Она выпрямилась и забрала у него полотенце.

– Нет. Я не хочу огорчать ее. Знаешь, как сказал Томас Вульф? «Нельзя вернуться домой».

– Знаю, – согласился он. – Я давно это понял.

Она взглянула на него через плечо.

– Значит, ты тоже один?

– Раньше я был один. А теперь у меня есть ты.

Она придвинулась к столу и улыбнулась, заправляя волосы за уши:

– Я рада.

Нико подошел к плите и налил две чашки кофе. Нет, они не были одиноки. У него был отец, а у Карен Миллер-Миддлтон – мать. Но он чувствовал, что Карен заполнила пустоту в его сердце.

Она не помнила прошлого, а он хотел забыть о своем. Ее память что-то скрывала от нее, а память Нико слишком хорошо ему служила. «Цыгане не всегда лгут, – подумал Нико, – иногда они просто не говорят всей правды».