Крис Мэнби - Тайная жизнь Лиззи Джордан

— Ты идешь? — спросил он меня. — Можно заходить по двое.

— Возьми с собой Брайана. Я бы хотела увидеть ее одна.

Брайан пошел за Биллом, а я осталась читать наполовину ободранный плакат с рекламой психологической службы «Самаритяне». Несколько поздно читать его здесь, подумала я.

Почему Мэри пыталась отравить себя? Когда я швырнула на пол одолженный у нее костюм, это было еще самое мягкое, что она могла получить от человека, находящегося в состоянии слепой ярости. Совершенно непохоже было, что она собирается через восемь часов свести счеты с жизнью. Скорее всего, ее слова, что у меня есть, а она, мол, обделена человеческим теплом, — просто очередной трюк, чтобы заставить меня испытывать чувство вины, чтобы я ей простила то страшное унижение перед всеми телезрителями страны, которому я подверглась благодаря ей.

С тех пор как я познакомилась с Мэри, мне всегда казалось, что она во всем видит только темную сторону, для нее не существовало света в конце тоннеля, но не было ни единого намека на то, что она попытается покончить с собой. Вечно подворачивался какой-нибудь ободранный гот, в которого она влюблялась, или концерт вновь объединившейся группы «Баухауз». Кроме того, она была ужасно осторожна. Она не могла съесть таблетку аспирина, не подавившись, не говоря уже о том, чтобы травиться. А один раз она потеряла сознание, когда я прищемила палец и мне пришлось снять ноготь. Такие черты характера не сочетаются со склонностью к самоубийству. Нет, Мэри всегда относилась к тому типу людей, которые сначала замучают остальную часть человечества рассказами о своих проблемах, а уж потом примут положительное или отрицательное решение.

Тут Брайан и Билл вышли из ее палаты, нервно улыбаясь, словно два мальчика, вышедшие из аттракциона «поезд призраков». Всю дорогу они ехали, вцепившись друг в друга от страха, а теперь делают вид, что совсем не испугались.

— Ну как она?

— Хорошо. Физически хорошо. Наверно, ее завтра уже выпишут. Но сначала ей нужно показаться психиатру.

— Она сказала, почему она это сделала?

— Я думаю, что она сама не очень знает, — сказал Брайан. — Послушай. Она тебя ждет. Ты лучше зайди к ней.

Посещения ее палаты было не избежать.

Она лежала как фарфоровая кукла, одетая в нелепую кружевную рубашку и обложенная со всех сторон подушками. Из рук шли темные пластиковые трубочки к пакетам с физиологическим раствором, ладони лежали аккуратно на коленях. Лицо ее было бледно, и большие черные круги вокруг глаз, от усталости и остатков косметики, делали ее похожей на милую панду.

— Здравствуй, Лиззи, — голос ее звучал очень тихо и словно издалека.

Я села на стул рядом с кроватью. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Было странно, что та самая девушка, с которой мы еще сегодня днем так яростно ругались, кажется такой хрупкой. Такой разбитой.

— Прости меня за все, что я тебе сделала, — начала она. — Я знаю, ты хотела провести этот последний вечер с Брайаном. — Она шмыгнула носом.

— Зачем ты это сделала? — прошептала я. — Зачем ты хотела покончить с собой?

— Я не хотела покончить с собой, — возразила она. — Я просто чувствовала себя одинокой и подумала, что от двух дорожек кокаина станет легче.

— Двух? Билл сказал, что там этих дорожек на целый стадион.

— Я вынюхала всего три. Но еще и пила. Я думаю, что из-за этого все и случилось. Пришлось промывать мне желудок какой-то жуткой дрянью с древесным углем. Чувствую себя ужасно. Представь все свое самое страшное похмелье и умножь их на двадцать.

Я сочувственно кивнула.

— А лучше на двадцать миллионов.

— Ты скоро поправишься, — банально пообещала я.

— У меня такое чувство, что кошмар только начинается. Похоже, эта история попадет в газеты.

— Почему?

— Потому что Митчелл собирается завтра все рассказать. Наркотики плюс моя попытка самоубийства — отличный материал для мертвого сезона.

— Ты как-то сказала мне, что нет такой вещи, как дурная известность.

— Это я обычно своим клиентам так говорю. А на самом деле я сильно в этом сомневаюсь.

— Послушай, прости меня за тот разговор. За нашу ссору. Я все время думаю, что это случилось по моей вине.

— Это правда? — Мой голос прозвучал жалобно, и я возненавидела себя за этот вопрос. Но мне нужно было знать.

Мэри отрицательно покачала головой.

— Нет, конечно, нет.

— Честно?

— Ты же сама знаешь. На самом деле я ужасно смеялась, когда увидела, как увозят машину.

— Ты смотрела!

— Это я вызвала эвакуатор. Ты не виновата, Лиззи. Ты всегда была мне лучшей подругой. Это я должна извиниться перед тобой.

Я с благодарностью схватила ее руки, чуть не опрокинув капельницу.

— Осторожней, — она поморщилась, но тоже сжала в ответ мои руки.

— Ты тоже моя лучшая подруга, — сказала я ей. — Я хочу что-нибудь сделать для тебя, чтобы ты поскорее выздоровела.

— Мне кажется, я начинаю понимать, что какие-то ситуации в жизни я должна преодолеть самостоятельно, — ответила она, слабо улыбнувшись.

— Мы можем преодолеть их вместе.

Она снова сжала мои руки, потом отпустила их.

— Послушай, тебе не надо сидеть здесь всю ночь. Я знаю, что Брайан завтра улетает домой. Клянусь, я не хотела разрушать твои планы.

— Спасибо, что не сказала ему.

— Я думаю, что смогу помолчать еще сутки. Приходи меня проведать, когда он уедет, тогда ты мне сможешь рассказать все самые убийственные подробности.

Я пообещала. Потом я встала. Я спросила, не посидеть ли с ней еще, но Мэри ответила, что чувствует слабость и хотела бы остаться одна.

Брайан с Биллом по-прежнему сидели в приемной, обмениваясь воспоминаниями. Они вопросительно взглянули на меня.

— Она говорит, что мы можем уйти. Она хочет спать.

Билл, которому в любом случае нужно было уходить, чтобы успеть на рейс в Непал, оставил нас с Брайаном в кафе для посетителей больницы. Мы смотрели, как поднимается солнце над больничным паркингом. Брайан молчал. И это было понятно. Он только что увидел свою давнюю приятельницу, выглядевшую как живой труп.

— Лиз, что же это такое? — спросил он.

Я вздрогнула. Потом я поняла, что вопрос был риторический.

В квартире Харриет Брайан взял меня за руку и повел в спальню. Когда мы возвращались из больницы в такси, он все время гладил меня по голове, и теперь он продолжал гладить мои волосы в сумраке спальни под балдахином кровати Харриет. Я свернулась, прильнула к нему и вдыхала его теплый запах. Он повернул мое лицо к себе и нежно поцеловал.

Медленно он расстегнул на мне рубашку и стянул ее с моих плеч. Он целовал меня в шею, потом спустился до середины груди. Положил руки мне на грудь и зашептал слова любви в мои горящие уши.