Гленн О'Брайен - Фактор внешности

Фотографу удалось снять меня в тот момент, когда я обернулся перед дверью полицейской машины. Но именно тогда я выглядел по-идиотски. Меня застали врасплох в самую неудачную минуту моей жизни. На этой фотографии казалось, что глаза у меня, того и гляди, вылезут на лоб, волосы и одежда в ужасном состоянии, да еще я был на голову выше женщин-полицейских, державших меня под руки. Конечно, все это можно было обратить в шутку и посмеяться, придумать что-нибудь вроде подзаголовка: «Директор модельного агентства проводит ночь с красотками из полиции». Самое забавное — в редакции позаботились о том, чтобы скорректировать мои губы: они выглядели так, словно я их подкрашивал. Но все эти усилия привели к еще более плачевному результату — настоящий Франкенштейн, восставший из гроба.

И отчего у меня, всегда было ощущение родства с этим чудовищем? Он тоже очень высокого роста и только и делал, что искал любви и сочувствия, а натыкался лишь на непонимание и ужас окружающих. Теперь я стал настоящим Франкенштейном модельного мира, жуткой пародией на собственные безупречные снимки в журналах. Где же найти ту, что способна разглядеть за пугающей оболочкой истинную любящую душу чудовища? Только она бы поняла, что произошло. Я не заслуживал такого позора. Все это вопиющая несправедливость, нелепое стечение обстоятельств.

И что мне отныне оставалось?

Я опять принялся вспоминать свое прошлое, не в силах разгадать, что же привело меня к такому плачевному финалу, к несправедливым обвинениям в убийстве. Ведь, как ни крути, я невиновен! Я стал жертвой ошибки. Все факты указывали на то, что я попал под подозрение случайно. Меня просто засосал неукротимый водоворот, точно так же, как сейчас засасывал водоворот вращающихся стен камеры. Но внезапно головокружение прекратилось, способность дышать вернулась.

Мои размышления обратились к процессу циркуляции воздуха в организме, к тому, что Рахсаан Роналд Кирк называл основой великого искусства саксофониста. Но мне никак не удавалось понять, как можно одновременно делать вдох и выдох.

«Все мы хорошо знаем, что такое добровольное рабство…» — всплывали в моей памяти слова, на которые была сымпровизирована самая известная из его мелодий. Смог бы я подстроить под их ритм свое дыхание? Если бы мне это удалось, я бы закричал от радости.

И что именно я бы закричал?

— Роттвейлер!

Это ее вина. Я был с ней слишком обходителен, слишком предан, и она пользовалась моим безграничным терпением. Сколько я теперь пробуду здесь? А где в это время она? От нее зависело, внесут ли за меня залог. В ее руках было мое спасение, если меня еще возможно спасти.

Я набрал побольше воздуха и попытался вообразить, что собираюсь дуть в огромный рог. Вот я сжимаю его губами и… вдруг слышу голос моего старого тренера по баскетболу: «Смотри не на кольцо, а в дырку!»

Дыра. Рог тоже имел огромную темную дыру. Мне казалось, что меня засасывает в нее, как в космический коридор. Я не мог пошевелиться и поднять голову. Сказывалось притяжение ситуации, давящее и непреодолимое. Сила гравитации.

Я знал, что мое присутствие в блистательном ослепляющем мире иллюзий, мире моды, закончится падением. Мне частенько приходилось слышать шутливое словосочетание «Модная полиция», но на самом деле речь шла о «Тайной модной полиции». Гламур-гестапо. Не реально существующее, а порожденное коллективным сознанием или подсознанием, но всегда действенное. Телепатическая организация, внушение и внедрение — вот что означает мода. Идея, новое веяние обычно распространялись подобно заразе или даже приходили в голову многим мэтрам мира моды одновременно, но ее источник отыскать было невозможно. Он оставался, скрыт и воздействовал на умы и настроения людей беспрепятственно.

Гламур-гестапо. Они все видели, все слышали и, естественно, обо всем судили. Всему выносили приговор. И всегда так безапелляционно, так сурово. Да я и сам был их жертвой, хотя на самом деле им стоило в первую очередь посмотреть на себя самих. Душа никогда их не интересовала. Они принимали во внимание только внешний вид. Видели только то, что хотели видеть. И уж если вы не устраивали их в этом отношении, то они готовы были выбросить вас как мешок с мусором. Просто вышвырнуть и забыть.

До знакомства с Роттвейлер я и понятия не имел о законах, по которым живет мир моды, о страшных секретах этого сообщества. Но когда изучил их, то приобрел способность многое рассказать о человеке, увидев его ботинки или наручные часы. Я мог бы составить психобиографический очерк о ком угодно, зная цвет его рубашки или узор галстука. Если быть откровенным, то иногда я, конечно, мог ошибаться. Например, меня могла ввести в заблуждение школьная форма или спортивные тапочки. Когда мне удавалось разглядеть логотип торговой марки на одежде, я мысленно мог сочинить о ее обладателе целый роман. Раньше я с грехом пополам отличал «Шанель» от прочих стилей. Но в то время я был непосвященным. Мода тогда представлялась мне чем-то незначительным, даже легкомысленным и глупым, предназначенным исключительно для людей, которым некуда девать деньги и свободное время. Мне и в голову не приходило, что все эти тонкости не просто серьезны, а в прямом смысле слова являются вопросом жизни и смерти.

Сегодня я могу подтвердить — да, это вопрос жизни и смерти. Мода — один из величайших двигателей цивилизации в современном мире. Это целая система контроля, призванная поддерживать в людях неуверенность в себе и сознание своей зависимости от мнения общества. Она владеет помыслами и устремлениями миллионов умных интеллигентных людей, заставляя их забыть о реальных насущных проблемах и тратить свою энергию на смехотворные мелочи. Она создает искусственные иерархии и псевдоклассовые системы различий, которые отчуждают людей друг от друга по признаку того, какие серьги или очки те предпочитают. Она принуждает тех, кто и так с трудом сводит концы с концами, брать все большие кредиты, чтобы постоянно обновлять и пополнять свой гардероб в соответствии с требованиями, якобы предъявляемыми к их социальному статусу.

Теперь я это знаю. Модельный бизнес — преступление, и я в нем соучастник, пособник распространения зла. Мне казалось, я изучил все секреты и знаковые элементы этого зла, что я стал хозяином положения. На самом же деле оказался в дураках. Считал себя игроком и даже мастером игры, не понимая, что я всего лишь пешка в игре настоящих специалистов по части манипуляции тщеславием и неоправданными человеческими амбициями и заблуждениями. Конечно, я никого не убивал, но и невиновен не был. Ведь я соучастник этого фэшн-грабежа, пусть даже и бессознательно, что, впрочем, ставит меня в положение еще более глупое и незавидное. В конце концов, я просто дурак, как и многие другие жертвы этого бизнеса. Меня переставляли с места на место, как манекен, и никто не интересовался, чем закончится эта игра.