Артем Литвинов - Пылающая комната

Стэн поднял на него бледное лицо с запекшимися губами и улыбнулся.

— Ну ты даешь. Почему от тебя жена ушла, я не понимаю.

Крис коротко усмехнулся, пальцы его сжимали руку Стэна.

— Знаешь, ты мне можешь не верить, но у меня никогда в жизни ничего подобного не было. С потенцией всегда было все в порядке, но у меня никогда ни на кого так не стояло.

Стэн польщено улыбнулся. Крис встал с кровати и вытащил из кармана джинсов пачку сигарет и зажигалку. Лег обратно, прижав к себе любовника. Затягиваясь от его сигареты, Стэн спросил:

— А кто была та девушка, с которой ты пел?

— Это? Ты, что не знаешь? Это Джейн, ее еще все называют Золотой Ангел, не знаю почему. У нее недавно вышел отличный диск. Она хорошая девчонка, я все думаю дать с ней пару концертов. Она свой парень.

Они тихо разговаривали, не замечая, что дверь уже давно приоткрыта и на них из коридора смотрит женщина, и ее бледное лицо искажено странной гримасой то ли боли, то ли ненависти.

Еще ничего подобного не случалось в моей жизни. Если меня еще до сих пор не арестовали, значит, я никому не нужен и за давностью лет мое дело прикрыли, а может быть Томас и вовсе не называл моего имени, ведь он мог скрыть его и это значит, что никто в сущности и не подозревает о моем участии в этой истории, родители мои газет не читают, во всяком случае личная жизнь рок-звезд их точно не интересует, этим объясняется то, что они, вероятно, моих фотографий не видели и не знают ни о чем ровным счетом. А может быть, видели? Просто я являюсь позором для семьи, и они не подают вида, что я имею к ним какое-либо отношение. Теперь я подозреваю, что это правда. Томас ничего не сказал, и все эти годы меня не искали, я исчез из дома и если меня и разыскивали, то только как блудного сына, а когда всплыла вся эта история с Харди, для моих родителей это было чудовищным позором, и они, конечно же, решили, что именно распущенность заставила меня сбежать. Томас погиб, и я никогда не узнаю теперь, какие показания он дал. О Господи! Как же это жестоко.

Я держу в руках журнал, фотография Харди на презентации и моя еще со времени турне. Статья ужасна в прямом смысле этого слова. Там достаточно лжи, Крис ее принес мне и с полным равнодушием сказал:

— Они полагают, что это повредит моей популярности. Ни хрена, это ее удвоит.

— Кто мог это сделать? — спросил он скорее с презрением, чем с гневом.

— Не знаю, кто угодно, — предположил я, — вплоть до твоих ребят из группы.

— Чушь, они на это неспособны, — возразил Крис.

Он предложил мне не обращать на все это внимания. Его презентация прошла успешно, никаких скандалов с корпорацией не было, и диск теперь расходится тысячами экземпляров во всех странах.

— Знаешь, — сказал он наконец, — я хочу, чтобы ты снялся со мной в клипе, идею которого мы вчера обсуждали. Я это решил и буду настаивать.

У меня в голове помутилось.

— Не смотри на меня как на идиота, клип хитовый, тебе понравится, это заставка ко всему альбому, он должен быть шикарным. И он будет.

— Это исключено, — сказал я, — я не умею сниматься и потом это подольет масла в огонь, ты и сам это знаешь.

— Вот и отлично, заткнем им глотку, да, я Крис Харди, а это мой…

— Ангел-хранитель, — продолжил я с горькой усмешкой.

— Я покажу всю правду, и о пылающей комнате тоже, мы в нее войдем, — он двинул кулаком по столу, и в его глазах вспыхнул огонь какого-то безумия, демонической одержимости. — Да вот там-то и войдем.

— Крис, послушай, я должен сказать тебе кое-что…

— Говори, — решительно приказал он.

— Я совершил ошибку. Дьявольскую ошибку в своей жизни, я пошел неверной дорогой, я заблуждался, все, что я делал, было великим заблуждением.

— Как это заблуждался? — спросил он, даже испугавшись.

— Да, нет я не о том, я тебя люблю, — он немного успокоился, — я о своей жизни. Я бросил семью, дом, потому что был уверен, что меня ищут, что меня должны посадить, я все эти годы жил в страхе, но это была иллюзия, меня никто не собирается арестовывать, меня никто не ищет, понимаешь, я погубил себя просто так, по глупости…

Он с удивлением смотрел на то, как я сокрушаюсь в своем раскаянии, не понимая, почему я так несчастен.

— Так это же прекрасно, дорогой мой, — воскликнул он и кинулся меня обнимать, — мы можем открыто появляться везде, где вздумается, сниматься и ничего не скрывать.

Его маниакальное стремление выставить на всеобщее обозрение наши отношения как нечто в высшей степени достойное внимания публики, меня удручало.

Внезапно он помрачнел и добавил:

— Но если я узнаю, какая свинья это сделала, — он швырнул на пол журнал, — я ей башку сверну.

Что-то странное происходит с миром и с нами. Взорваны здания в Нью-Йорке и Вашингтоне. Самолет с двумястами пассажирами на борту сбит во избежании очередного теракта, что-то действительно сдвинулось и пошло вспять, все незыблемое стало хрупким и бессмысленным, все страшное и отталкивающее — притягательным и доступным. Живи так, как если бы это был последний день твоей жизни, иного шанса не будет.

Дорогая моя, несчастная моя Сью, моя обожаемая сестренка, что я сделал с тобой, что я сделал с родителями, с именем моей семьи! Господи, если бы ты не приезжала, я бы никогда не узнал этого, я бы не проклял себя за все, что натворил!

Я был дома один. Крис просил меня приехать в студию к семи. В два часа дня я принял душ и сел пить кофе. Внезапно зазвонил телефон, звонить мог только Крис, номер был строго засекречен, я взял трубку, но это оказался Бобби. Бобби был единственным, кому Крис дал этот номер, не считая Джимми, но он со свойственной ему деликатностью никогда им не пользовался.

— Стэн, — не вопросительным, а утвердительным тоном заговорил шофер. — Здравствуйте. Я вынужден был вас побеспокоить. Дело весьма серьезное.

— Что такое? — с похолодевшим сердцем спросил я.

— Здесь, в доме Криса, девушка, она говорит, что она ваша сестра и хочет вас немедленно увидеть.

— Этого не может быть, — воскликнул я, пытаясь мгновенно защититься от сознания надвигающейся трагедии, — это ошибка. У меня нет сестры.

— Нет, нет, — настаивал Бобби, — она утверждает, что она Сьюзен Марлоу, ваша сестра. Она может вас увидеть?

От этого вопроса я почувствовал, что мне становиться дурно, я мог вынести все, что угодно, но только не наше взаимное унижение.

— Да, черт возьми, Бобби, привезите ее сюда, скорее, — закричал я, не в силах смириться с мыслью, что Сью вынуждена просить о встрече со мной. Это было чудовищно.

— Я буду, ждите, — ответил Бобби и повесил трубку.

Бобби не стал провожать ее до двери, он остался в машине, я смотрел в окно, цепенея от отчаяния, Моя сестра, хрупкая, в темном плаще и с небольшим дорожным чемоданом вышла из машины и стремительно проскользнула в дверь подъезда. Я бросился к двери и распахнул ее настежь, она поспешно, не прикасаясь к перилам, бежала по лестнице вверх. Увидев меня у двери, она вдруг замерла и выронила из рук чемодан. Она была бледна, как полотно, открытое лицо, из-за собранных сзади в хвост волос, было отмечено таким страданием и растерянностью, что я кинулся к ней и подхватив ее на руки внес в квартиру, еще секунда и она бы потеряла сознание. Я опустил ее на диван, и сам опустился перед ней на колени. Мы смотрели друг на друга так как только могут смотреть две тени, внезапно узнавшие друг друга, но не смеющие ни заговорить, ни пошевелиться. В ее раскрытых испуганно глазах был ужас, беспредельный мучительный страх. Я схватил ее руки и стал целовать их, беспрерывно повторяя ее имя, словно пытаясь тем самым вымолить у нее прощение, о котором я не мог даже мечтать. По ее лицу катились слезы, ее руки дрожали.