Наталья Труш - Опоздавшие на поезд в Антарктиду

Аня не стала препятствовать этому. Наоборот, муж-моряк – это хорошо, это и зарплата, и кофточки заграничные, и мохер на продажу. Ребенок должен появиться на свет в октябре, и до этого Илья уже успеет что-то заработать и для ребенка привезет что-то приличное – костюмчики, шапочки и комбинезон! Комбинезон – обязательно. Комбинезон был элементом престижа. Ребенок без комбинезона – несчастное дитя с тяжелым детством. А в этом наряде – отпрыск понимающих родителей. Про удобства не стоит и говорить: разве сравнишь его с каким-нибудь пальтюганом?!

Игорь родился в срок, легко и без последствий. Аню с ребенком выписали из роддома через пять дней, и ее встречали мама и папа, они же – бабушка и дедушка! – торжественные и немного растерянные. Когда им вынесли сверток в голубом одеяле с кружевами и оборками, они дружно прослезились, но вовремя взяли себя в руки. Папа для истории пощелкал затвором фотоаппарата, медсестре сунули в карман какие-то деньги, в руки – шампанское и коробку конфет и вышли на крыльцо, где их ждала машина соседа, украшенная голубыми бантиками.

У машины еще фотографировались. Алексей Тимофеевич ставил женщин с кружевным кульком так, чтобы был виден соседский жигуль с бантиками:

– Отец с моря вернется, а мы ему покажем, что все по-людски, все честь по чести! – приговаривал взволнованный рождением внука дед.

Дома с первой минуты появления в нем крошечного красного человечка вся жизнь закрутилась вокруг него. Родители Ани работали, уезжали на весь день, зато утром и вечером им хватало хлопот. Три десятка пеленок – двадцать хлопчатобумажных и десять байковых, а еще распашонки, подгузники, слюнявчики – ежедневно в стирку! Ванная вся в тряпках, батареи парового отопления – в них же.

Потом стало катастрофически не хватать молока, и надо было ежедневно ходить на молочную кухню, где малышу по списку давали семь бутылочек с детским питанием. Бутылочки держали в холодильнике, и перед кормлением их надо было согреть. Аня приспособилась использовать в качестве грелки электрочайник с кипятком. Но иногда засыпала, и бутылочке наступал конец – она взрывалась. А Игорек кричал, надрывался, пока Аня готовила ему новую порцию еды.

На крик прибегали родители. Мама, как курица, бегала кругами вокруг кроватки и говорила всякую ерунду про грыжу, которую «мальчик может нареветь», про «жестокое сердце» Ани, которая терпит детский плач, и про деда– «паразита», который истуканом торчал в дверях, приговаривая:

– Игоречека обидели!

Наконец, Ане удавалось удачно разогреть бутылочку, и ребенок, жадно схватив соску, начинал есть и мирно засыпал через пять минут.

В общем, все как у всех, с радостями и огорчениями, со скандалами и истериками, с непониманием и слезами в подушку. Через пару месяцев пеленки сменились ползунками, а сыночек стал осмысленно следить за игрушками, подвешенными над кроваткой, и улыбаться. Аня научилась спать, качая кроватку-люльку. Она привязывала веревку к ноге и дуге кроватки и спала в кресле, укачивая ребенка: потянет веревку, кроватка качнется, Аня спит. Она улавливала момент, когда люлька останавливалась, и, не просыпаясь, дергала ногой.

От Ильи приходили нечастые письма и радиограммы, в которых он писал, что любит, и скучает, и очень хочет увидеть сына. А к Новому году пожаловал и он сам, да не один, а вместе с матерью, которая возжелала познакомиться с родственниками и внуком.

Аня не виделась с Ильей полгода, и хоть все это время они писали друг другу нежные письма, встреча была непростой. Они отвыкли друг от друга, и должно было пройти какое-то время, чтобы они перестали испытывать неудобство, сталкиваясь взглядами и руками.

Спас ситуацию сын, возле которого все крутилось в этом доме. И в эту карусель влились новые лица – папы малыша и бабушки с севера. Бабушка все на свете подвергала критике. И кормила Аня ребенка не так, и стирали не очень хорошо, и воспитывали не правильно, и дед брал ребенка грязными руками – не помыл после туалета! «Все-то она видит!» – ворчал дед.

Аня сначала чуть не плакала от свекровкиных замечаний, но Илья тихонечко сказал ей, что это денька на три, а потом матушка отбудет домой и оставит всех в покое. Сам он сначала осторожно, а потом все смелее брал ребенка на руки, разговаривал с ним, а вечером вызвался купать Игорька.

Наутро от их отчужденности не осталось и следа. Потом проводили домой мадам Покровскую, которая напоследок дала миллион советов не только молодым, но и старым. На нее не обиделись – что делать, если характер такой?! К тому же все объяснимо: Илюшенька у них один, и вместо того, чтобы радовать родителей успехами в учебе и заботиться о маме с папой, сынок в неполных восемнадцать поменял семью, и «отрезанный ломоть» – это про него. Элла Михайловна хорошо это понимала. И ей было жаль своего мальчика, на которого свалились совсем не детские заботы.

А еще она очень переживала за то, что этот детский брак – это не надолго. Откуда у нее была эта уверенность – она не знала. Просто понимала, что это так. Мало того что молодые, что называется, «не нагулялись», так еще и видеться будут совсем мало, а это плохо. Морская судьба – штука не простая. Это в зрелом возрасте длительные разлуки сближают людей, а в молодости… А еще ведь бытовые трудности, которые тоже не способствуют укреплению семьи.

«Эх, дай бог, чтоб я ошибалась!» – думала мама Ильи, трясясь в вагоне поезда, увозящего ее на север.

Конечно, она была права. Ничего хорошего из всего этого не получилось. Илья пропадал в море, порой по девять месяцев. Потом месяца три-четыре был дома, отдыхал от работы. Сначала Аня принимала и понимала это, а потом стала задаваться вопросом: а не много ли отдыха?! Она, между прочим, эти девять месяцев, пока Илья мотался по морям, не знала порой ни сна, ни покоя. Болел Игорешка, и мама, вышедшая на пенсию, чтобы сидеть с внуком, постоянно капризничала по поводу и без повода. И дед у них стал дурить так, что маме было не до внука. Тимофеич то запивал, как сапожник, то кидался в жуткий загул и собирался разводиться. Аня дергалась, как свинья на веревке, пыталась примирить родителей, но у нее получалось плохо.

А тут еще приезжал Илья и подливал масла в огонь. Он не только не хотел ничего делать в доме, который вот уже много лет требовал элементарного ремонта, он еще и огрызался на замечания тещи, и морально разлагал тестя журналами, которые тому смотреть было просто противопоказано. А тайком от мамы Тани они дружили с зеленым змием. И если Илья от этой дружбы не очень страдал, то тесть порой впадал в глубокий дрейф.

Но и не это самое главное: Аня и Илья стали ссориться по каждому поводу. Любая, даже самая ерундовая проблема становилась у них неразрешимой. И истина в спорах не рождалась. Они стали раздражать друг друга, и если бы в это время у Ильи не кончался его отпуск, они бы, наверное, разбежались.