Мириам Рафтери - По вине Аполлона

– Это всего лишь царапина. Но ты… – он заговорил громче, стараясь, чтобы его было слышно за грохотом землетрясения, – ты не вернулась в свое время.

– Может, я еще успею.

Раздираемая противоречивыми чувствами, я стояла не в силах двинуться с места, как кролик, ослепленный фарами приближающегося автомобиля. Подземные толчки продолжались, и сердце у меня все так же разрывалось на части. Но я должна уйти. Повернувшись, я решительно направилась к чердаку. Натаниэль бросился ко мне и, повалив на пол, сам упал сверху, прикрыв меня своим телом, как раз в тот момент, когда тяжелая дубовая балка над дверью на чердак рухнула вниз, а вместе с ней и часть потолка. Куча обломков и мусора загородила вход, лишив меня шанса вернуться в свое время. Я молча уставилась на завал. Слезы потекли у меня по лицу, когда я осознала, что нет никакой возможности разобрать его вовремя. Тем не менее я принялась разгребать обломки, отчаянно пытаясь добраться до двери, пока голос Натаниэля не привел меня в чувство.

– Слишком поздно, – сказал он, затем, взяв меня на руки, отнес на широкую кровать и сам лег рядом, прикрывая своим телом как щитом. Я дрожала в его руках, кровать раскачивалась, со стен и потолка сыпалась штукатурка. Осознание действительного положения вещей придавило меня, как бетонная плита. Я была заперта здесь, одна без семьи. Навсегда.

Тремя этажами ниже земля гудела и стонала как живое существо, вторя моим смятенным чувствам. Вдали я услышала зловещий грохот рушащегося здания. Окно треснуло, усыпая пол осколками стекла, холодный ветер со свистом ворвался в комнату.

Землетрясение кончилось так же внезапно, как и началось. Натаниэль и я, лежавшие на кровати, тесно прижавшись друг к другу, недоверчиво уставились друг на друга. Наступившая тишина оглушила нас.

– Все произошло так, как ты и предсказывала. – Он покачал головой, изумляясь тому, что казалось ему чудом. – Слава Богу, все кончилось.

– Не кончилось, – ответила я, вспомнив, что рассказывала мне Виктория. – Будет второй толчок, сильнее первого. Поэтому-то Виктория и пострадала. Она вышла из комнаты со свечой в руках после первого толчка, а потом…

Кровать тряхнуло, и мы ударились головами о доску в изголовье.

– Пойдем, – Натаниэль, схватив меня за руку, вытащил из кровати и потащил по качающемуся полу к двери в холл.

Я спрятала голову у него на груди. Мне казалось, что кольцо его рук защищает, успокаивает меня и даже заглушает громоподобный гул, производимый содроганием земли внизу. Раздался звон бьющегося стекла, гораздо более громкий, чем в первый раз.

– Люстра, – охнула я, взглянув вверх и увидев, как миллионы стеклянных осколков падая усыпают лестничную площадку и бальный зал внизу. Пронзительный женский крик прорезал ночь, прозвучал отдаленный звон пожарного колокола.

– Да Бог с ней, с люстрой, – сказал Натаниэль, прикрывая меня руками. Земля, вздрогнув последний раз, наконец успокоилась. – Единственное, что имеет значение, это твоя безопасность.

Как это по-рыцарски, подумала я. Хорошо бы его заботила не только моя безопасность.

– Со мной все в порядке, – откликнулась я, желая, чтобы это было правдой. – Но я не уверена относительно наших соседей.

– Пойдем. – По-прежнему держа меня за руку, он повел меня назад в спальню. Там мы пробрались через завалы осыпавшейся штукатурки к разбитому окну и застыли, глядя на картину разрушений.

– О милостивый Боже! – Натаниэль резко втянул воздух, уставившись на ужасное зрелище. – Данте не мог бы придумать более страшной картины.

Я смогла лишь молча кивнуть. Я видела много фотографий разрушенного землетрясением города, но даже они не подготовили меня к тому, что предстало сейчас моему взору.

Огромная трещина прорезала Ван-Несс-авеню, участки тротуара вздыбились под угрожающим углом. Изнутри трещины доносилось шипение пара. Поврежденная газовая труба выступала из земли и в воздухе распространялся запах газа. Стоявший на другой стороне улицы дом сварливого доктора Грили, которого мы пытались предупредить о землетрясении, рухнул. Мейбл в одной фланелевой ночной рубашке стояла перед своим домом в каком-то оцепенении. Одна стена дома обвалилась, превратившись в обломки, тщательно ухоженный цветник был погребен под грудой камней, из которой торчали остатки того, что некогда было трубой.

В тусклом предутреннем свете на многие кварталы вдаль не просматривалось ни одного целого здания. Жилые дома и учреждения лежали в руинах. Лаяли собаки. Выли сирены. Видневшаяся вдалеке центральная часть города была похожа на Бейрут после бомбардировок. Накренившиеся остовы зданий напоминали скелеты, открывая взгляду зияющую пустоту внутри. Ошеломленные жители бродили по улицам, кое-кто стоял на коленях в куче обломков. Со всех сторон прохладный апрельский ветер доносил стоны оставшихся в живых, оплакивающих свои потери. Все вместе производило необычайно зловещее впечатление.

Натаниэль сжал мне руки, согревая их.

– Слава Богу, что ты уговорила меня отослать Викторию.

– Море – самое безопасное место. – Его прикосновение было самой настоящей пыткой, мучительным напоминанием о любви, которой у меня может больше не быть.

– Пожалуй, мне надо проверить, сильно ли пострадал нижний этаж.

– Я иду с тобой.

Натаниэль попытался зажечь настенную газовую лампу, но она не загорелась. Пошарив в темноте, он нашел свечи, зажег их и поспешно натянул брюки, рубашку и рабочие ботинки.

– Тебе тоже лучше одеться, – заметил он. – Надень что-нибудь практичное.

– Миссис О'Хара выстирала вчера мой жилет и брюки, и они еще не высохли, а длинную юбку я надевать не собираюсь. В ней запросто можно споткнуться, лазая по всем этим развалинам, и сломать себе шею. – Я указала на кучу камней. – Нет, ни за что.

– Едва ли ты можешь выйти на улицу в таком наряде, – нетерпеливо возразил он, показывая на мой леотард и трико. – Это неприлично. – Он схватил меня за руку, когда я полезла в его шкаф и стала рыться в его вещах. – Что это ты делаешь?

Я оттолкнула его руку. Меня словно обожгло воспоминание об этих же самых руках, обнимавших меня минувшей ночью… ласкавших, гладивших мое тело. Загнав эти картины в самый дальний угол сознания, я продолжала свои поиски.

– Хочу позаимствовать кое-что из твоих вещей, – я проговорила это довольно резко. – Если тебе стыдно появляться со мной на людях, одетой в мужской костюм, можешь выдать меня за одного из своих палубных матросов.

Он холодно смотрел, как я достала рабочую рубашку из плотной ткани и пару брюк.

– Я беспокоился о твоей репутации, а не о своей. В любом случае сейчас у меня есть более важные дела, чем спорить с тобой.