Дуглас Кеннеди - В погоне за счастьем

Они так больше никогда и не встретились?

Нет. Это было молчание длиною в сорок лет… а жили они в нескольких кварталах друг от друга. Но ты ведь знаешь, какой была твоя мама. Кремень.

Еще бы мне не знать. Договориться с ней было сложнее, чем с Джимми Хоффа [79] Джимми Хоффа (1913–1975) — американский профсоюзный лидер. В годы Великой депрессии спас многих американцев от голодной смерти и стал символом профсоюзного движения. Исчез при загадочных обстоятельствах. .

Вот именно. Но при всем своем упрямстве, она была исключительно порядочной женщиной. Вот почему она намекнула мне, что если тебе придется услышать эту историю, то лучше из уст Сары. Мне кажется, этим она хотела донести до Сары то, что, уходя в могилу, не держит на нее зла. Это был, если хочешь, жест, мицва [80] Мицва — предписание, заповедь в иудаизме. В обиходе — доброе дело, похвальный поступок. . Думаю, перед смертью Дороти рассудила так: если меня все равно не будет, почему бы им наконец не встретиться?

Тогда почему ты не подошла и не представила нас друг другу…

Твоя упертая мамочка и тут сказала последнее слово: «Если та женщина решит, что ей нужно встретиться с Кейт, обещай мне, что заранее ничего Кейт не расскажешь. Я вообще хочу, чтобы ты отрицала знакомство с той женщиной. Пусть она ищет способ связаться с Кейт… а там пусть Кейт сама решает, хочет ли она ее выслушать».

Я скептически покачала головой. Это было в духе моей матери. Простить… но с оговоркой, отравляющей факт отпущения грехов. Она всегда умела втолковать свою мораль, маскируя ее дымовой завесой благопристойности и правильности. Несомненно, она сделала ловкий прощальный ход. Она понимала меня лучше, чем кто-либо другой. Она знала — черт возьми! — что я буду упорствовать и противиться всяческим попыткам встречи со мной со стороны некоей пожилой дамы, которую наверняка сочту странной. Знала она и то, что Саре хватит воли и решимости, чтобы наконец добиться своего и заставить меня встретиться с ней. А потом? А потом в моем распоряжении оказалась бы эта история — но записанная рукой Сары, ее версия событий. Если бы мама хотела представить свою точку зрения, она бы сама мне все рассказала при жизни. Или оставила бы длинное письмо с объяснениями. Вместо этого, по причинам, мне совершенно неведомым, она предпочла молчание… с риском, что мне откроется лишь правда Сары. И это решение сбивало меня с толку.

И все равно ты могла бы предупредить меня о том, какая бомба меня поджидает, — сказала я.

Обещание есть обещание, — ответила Мег. — Твоя мать заставила меня поклясться на гидеоновской Библии, что я не скажу ни слова. Я знала, что после того, как ты наконец встретишься с Сарой, в меня полетят стрелы. Но… что я могу сказать? Если чему хорошему и научил меня католицизм, так это хранить секреты.

Ты уверена, что Чарли ничего не знает?

Этот мистер Жалость к Себе? Даже ребенком он был слишком поглощен этим чувством, чтобы замечать происходящее вокруг. И поскольку он за пятнадцать лет так и не снизошел до встречи с матерью… нет, мальчик Чарли пребывает в счастливом неведении, И останется в нем навсегда, Если только теперь ты ему не расскажешь,

Зачем мне это? Тем более что это лишь усилит его подозрения насчет наследства. А если он к тому же узнает о том, что его отец был стукачом…

Она вдруг повернулась ко мне:

Никогда, никогда не называй его так.

Ее голос стал жестким и злым.

А почему нет? — вспылила я. — Он погубил две жизни. И вот теперь — подумать только! — его призрак возвращается, угрожая разрушить и мою жизнь.

Послушай, милочка , я и не думала, что твоя хрупкая психика так пострадает от сознания того, что твой отец был запутавшимся человеком…

Запутавшимся ? Он совершил страшные поступки.

Да, это так. И, видит Бог, он заплатил за это. Так же, как и Сара заплатила за свои ошибки. В жизни за все приходится платить.

Это ты мне говоришь? Я как раз дитя этих великих ошибок.

Нет, ты дитя самобичевания. Что тоже глупо.

Что ж, я такая и получилась: мисс Отказывающаяся Быть Счастливой. Великая семейная традиция Малоунов.

Какая семья без идиотизма? У всех свои скелеты в шкафу. Эка невидаль. Но что меня больше всего огорчает… чего ни я, ни твоя мать так и не смогли понять… почему последние десять лет ты так разочарована во всем. И прежде всего, в себе.

Потому что я сама разочаровываю.

Не говори так.

Почему нет? Я обманула ожидания всех: матери, сына. Даже этого говнюка, бывшего мужа. И себя тоже. Я не оправдала своих надежд.

Ты ошибаешься, — сказала она и попыталась взять меня за руку.

Я отстранилась:

Нет. Не ошибаюсь.

Знаешь, что я открыла не так давно? Все в жизни — катастрофа. Но в большинстве своем истории жизни не имеют ни счастливого, ни трагического конца. Они просто заканчиваются . И как правило, бестолково. Так что пока ты сознаешь, что все происходящее есть лишь неразбериха с обязательным финалом, ты…

О… кажется, я поняла. Постарайся быть счастливой в неразберихе?

А что, счастье — это преступление?

Я не приношу счастья.

Но когда-то приносила, и ты это знаешь.

Да, но это было до того, как я начала плодить ошибки…

С мужчинами, ты хочешь сказать?

Возможно.

Послушай, я могла бы написать целую поэму о каждом своем разочаровании, неудаче или ошибке. И что с того? Никто не застрахован от бед. Это закон жизни. Но есть непреложный факт: у тебя нет иного выбора, кроме как идти вперед. Счастлива ли я? Вряд ли. Но я не могу сказать про себя, что я несчастна.

Я уставилась в свою чашку. Я не знала, что сказать, что думать, что чувствовать.

Иди домой, Кейт, — нежно произнесла Мег. — Тебе необходимо выспаться.

Фраза года, — сказала я, выбираясь из кресла.

Она тоже встала.

Думаю, завтра я позвоню адвокату матери, — сказала я. — Пора огласить завещание. Хотя, наверное, там ничего интересного нет. Насколько я понимаю, трастовый фонд был съеден к тому времени, как я закончила колледж.

Она мудро распоряжалась деньгами — всё для вас.

Я никогда ничего от нее не хотела.

Ты неправа. Как любой ребенок, ты хотела иметь идеальную, безупречную мать. Вместо этого ты обнаружила, что у нее свой скелет в шкафу. Как у всех нас.

Я надела пальто. Она подняла коробку с рукописью и сказала:

Не забудь свою книгу.

Это не моя книга. И может, ты вернешь ей?

О нет, — сказала она, вручая мне коробку. — Я не стану играть в почтальона.

Я не хочу ее видеть.

Тогда иди на почту и отошли ей.

Хорошо, — устало произнесла я. Подхватив коробку, я направилась к двери. — Я позвоню тебе завтра, — сказала я.

Значит, бойкот отменяется?

А у меня есть выбор?

Иди к черту, — сказала она и чмокнула меня в щеку.