Пегги Уэбб - Бабье лето

– Дженис…

Но она не могла остановиться:

– …а когда они возвращаются домой, то осознают, что ничего не изменилось, что они попросту отдали дань своей молодости… и для меня это ничего не значит, действительно ничего не значит. – Она старалась заглушить рыдания.

– Дженис, мне так жаль. Я никогда не хотел причинить тебе боль, – утешал ее Болтон.

– Болтон… извини меня, дай мне минутку, я должна опомниться… – Дженис с трудом овладела собой. – Ты не обманщик и не злодей. В тебе нет подлости. Я знаю, что ты улетал не для того, чтобы встретить другую.

– Не просто другую. Мое будущее. Мою судьбу, – сказал он.

Она молчала, в трубке раздавались лишь приглушенные всхлипы и вздохи.

– Дженис… ты в порядке? – забеспокоился Болтон.

– В порядке, не волнуйся. – Она обреченно вздохнула. – Болтон, если бы у меня была хоть малейшая надежда заставить тебя передумать, я бы ею воспользовалась. Я бы просила, умоляла и, возможно, даже угрожала, однако у меня нет никакого желания все осложнять. Бог знает, я и так достаточно запуталась. – Ее смех был неуверенным, но по крайней мере она засмеялась. – Ты наполовину из нашего, наполовину – из другого мира, но чаще всего ты – апач. Я знаю, что когда ты упоминаешь про судьбу, переубедить тебя невозможно.

– Как мне повезло, что у меня есть такая подруга, как ты, – с благодарностью отозвался он.

– Мы останемся друзьями, Болтон? – с надеждой в голосе спросила Дженис.

– Мне бы этого хотелось, Дженис. Мне бы очень этого хотелось, – заверил ее Болтон.

– И мне. – Последовала долгая пауза, и он почти увидел, как она глубоко вздыхает, чтобы взять себя в руки. – Болтон… Кто она? Я ведь имею право задать тебе этот вопрос?

– Имеешь. Ты имеешь полное право все знать. Это Вирджиния Хэйвен, – Болтон назвал имя своей возлюбленной.

– Вирджиния Хэйвен ? – удивилась Дженис.

– Да, – сказал Болтон.

– Но ведь она… – Дженис смутилась и замолчала.

В трубке воцарилась тишина.

– Что?.. – спросил Болтон.

– Ты всегда хотел детей, Болтон, а я где-то читала… Она не очень… – Дженис запнулась на полуслове, слишком воспитанная, чтобы сказать прямо, что она имела в виду. – Кажется, у нее взрослая дочь.

– Для меня это не имеет значения, Дженис, – ответил Болтон.

– Понимаю… Болтон… Если у тебя с ней не получится, я буду ждать тебя, – неожиданно заявила она.

– Не хочу, чтобы ты питала напрасные надежды, – серьезно проговорил он.

– Я и не питаю… Просто хочу, чтобы ты знал… – Последовала продолжительная пауза, послышалось негромкое всхлипыванье, затем Дженис, пытаясь изобразить смех, заговорила снова: – Ты как всегда прав. Я просто глупая гусыня.

– С тобой все будет в порядке, Дженис, – уверенно сказал Болтон.

– Со мной все будет прекрасно. Просто прекрасно. Возвращайся к своей Вирджинии, а я займусь собственной жизнью, – тихо произнесла она.

– Ты отличная девушка. Береги себя, Дженис. – Он не знал, о чем еще говорить с ней.

– Ты тоже. Болтон… надеюсь, она понимает, насколько ей повезло, – Дженис искренне завидовала Вирджинии.

– Это мне повезло, – сказал Болтон, заканчивая разговор.

Он уложил вещи и повернулся лицом к западу, к городку Понтотока, где ждала его любимая женщина.

Вирджиния проснулась с ощущением, будто за ней гонятся. Она вся напряглась, готовая броситься бежать, хотя в глубине души знала, что ничто не поможет ей скрыться от опасности, которая таилась в ней самой.

Она машинально повернулась в сторону, где лежал Болтон. Он знает, что делать, и он защитит ее. Вирджиния хотела позвать его, но почему-то передумала. Он был очень красивым мужчиной, и, раскинувшись на ее кровати, походил на спящее божество. Ей хотелось любоваться им, утолить его видом свою ненасытную жажду, словно она была бредущим по пустыне путником, изнемогавшим от жары и вдруг наткнувшимся на колодец животворной воды.

У нее оставалось так мало времени, чтобы быть с ним. Так мало времени.

Она любила смотреть, как вздымается и опускается его грудь, как трепещут во сне ресницы, как изгибается в едва заметной улыбке рот. Одну руку он подкладывал под голову, другая покоилась на груди.

Болтон пробыл с ней почти неделю, и ей стало казаться, что он всегда был неотъемлемой частью ее жизни. Она уже не могла представить себе, как раньше ложилась спать без него и как могла встречать день без его поцелуя.

Она лежала без движения, положив голову ему на грудь, и не пыталась разжечь в себе страсть – просто слушала ровное биение его сердца. Сможет ли она жить без него?

Она приподнялась и всмотрелась в лицо Болтона. Внезапно он открыл глаза и спросил, улыбаясь:

– Что-то случилось?

– Ничего, я просто смотрю на тебя. – Кончиками пальцев она провела по его лицу. – Запоминаю.

– Тебе не нужно запоминать. Я останусь с тобой. Навсегда, – серьезно проговорил Болтон.

– Ш-шш… – Она закрыла ему рот ладонью. – Не говори ничего, что могло бы испортить нам день.

Он сжал ее в объятиях и отогнал поцелуем тревожные мысли. На простынях, испещренных солнечными зайчиками, они занялись медленной, утонченной любовью. Потом она отдыхала, откинувшись на подушки, намеренно не прикасаясь к Болтону.

– Сегодня ты должен переехать в гостевой коттедж, – наконец сказала Вирджиния.

– О чем ты? – удивился он.

– На выходные приедет Кэндас. И привезет подругу, – объяснила она.

– Я хочу получше узнать Кэндас. Для начала мне не мешает познакомиться с ее друзьями, – сказал он.

– Болтон… не надо, – она пыталась отговорить его.

– Ты стыдишься меня, Вирджиния? – осведомился он.

– Стыжусь? Не будь смешным, Болтон, – раздраженно ответила она.

– Тогда почему ты хочешь, чтобы я переехал? – настаивал он.

– Думаю, это очевидно. – Вирджиния теряла терпение.

– Очевидно лишь то, что ты, без моего согласия, приняла решение, касающееся меня, и даже не поставила меня в известность, – вознегодовал он.

Она никогда не видела Болтона таким. Он раскалился добела, но не от ярости, а от переполнявшей его решимости. Непреклонность читалась в его глазах, даже поза выражала несогласие.

Она задрожала от возбуждения.

Внезапно он резко выдернул подушку из-под ее головы, схватил за руки и всей своей тяжестью придавил ее, не позволяя шелохнуться.

– По крайней мере, объясни мне правила, – вымолвил он, глядя ей в глаза.

– Какие правила? – не поняла она.

– По которым ты играешь, – жестко потребовал он.

– Нет никаких правил. – Она хотела, чтобы он понял ее.

– Значит, существуют нормы. Каковы нормы твоего поведения? – спросил он.

– Пусти меня, Болтон, – сказала Вирджиния, пытаясь освободиться.

– Сначала поговорим, – он был непреклонен. – Разве мы не способны разговаривать, как цивилизованные люди? – упиралась она.