Катрин Гаскин - Дочь Дома

Вдруг Уилла воскликнула:

— В брак нельзя вступать так хладнокровно! Ты должна обдумать это… По крайней мере, должна рассказать Тому о Джонни и дать ему шанс принять решение самому.

— Тому незачем знать об этом. Я больше никогда не увижу Джонни, — ответила Мора.

Возбуждение Уиллы перешло в слабое отчаяние. Она знала это выражение, граничащее с упрямством, что появилось на лице Моры. Временами очень импульсивная, она никогда не была такой, как в этот момент и никогда не выглядела такой жалкой. Не полюбил ли сам Джонни, думала Уилла, именно эти несовершенства, видя ее опрометчивость и великодушие. Но она проявляет мужество, веру в себя и Тома, идя на этот брак. Каждый из них обладает ресурсами, которые могут удовлетворить другого. Уилла подумала, что если бы эти двое — Мора и Том — были способны полюбить друг друга, их союз стал бы стоящим делом.

Уилла понимала, что больше об этом нечего говорить. Мора находилась в таком настроении, что переубедить ее было невозможно. Она сказала спокойно:

— Завтра ваш последний день… Ты отправишься в плавание одна?

Мора кивнула:

— Так будет лучше. Я обещала себе, что никогда не увижу его снова. Я уеду отсюда в понедельник рано на заре.

В этих словах уже прозвучала нотка прощания. Они показались почти предвестием зимы. Мора подкинула в камин еще дров. Женщины смотрели, как пламя охватило сушняк, каждая была поглощена мыслями о том, что было уже сказано. Обе понимали, что нуждаются в утешении, смутно чувствуя, что за пределами этого часа, за пределами даже этого круга, освещенного очагом, их ожидают события, о каких они в данный момент не могли и предположить. Не желая, а может быть, и не в состоянии пошевелиться, они оставались у камина, пока дрова не превратились в золу.

Весь следующий день на борту «Радуги» у Моры было много времени, чтобы подумать о своем решении выйти замуж за Тома. День был ветреный и солнечный. На большом расстоянии впереди речная вода темнела и покрывалась рябью от порывов ветра. Для Питера Брауна это был счастливый день. Свет блаженства сиял в его глазах, когда они отплывали на подветренной волне.

В жизни Моры бывало много утренних часов, подобных этим. Но по мере того, как скользили мимо лесистые берега, ее мысли возвращались к другим утренним часам, когда они плавали с Томом и его отцом, Джеральдом, среди островов и бухт ирландского побережья. Множество детских воспоминаний Моры было связано с Томом и каникулами в Ратбеге. Двоюродный брат Десмонда, Джеральд, отдавал весь мир фермы с ее лошадьми и собаками Море и Крису, чтобы они были владельцами этой земли в такой же степени, как его собственные дети. Крис был излюбленным товарищем Гарри, младшего брата Тома. Им принадлежали молчаливые и сосредоточенные часы рыбалки на темных маленьких горных озерах, где на спокойных водах единственную рябь поднимала форель. Между ними возникла глубокая, но как бы небрежная и скромная дружба.

Существенное различие их отцов, Десмонда и Джеральда, было заложено много поколений тому назад, когда Кромвель захватил страну. Далекий предок Джеральда стал протестантом. Легенда сообщает, что он принял это решение скорее для того, чтобы сохранить чистокровного мерина, чем ради их земель при ферме. Но чувство собственности было сильным, как зубная боль. На протяжении жизни всех последующих поколений, в то время как вокруг этих земель кипела политическая борьба, они ухитрялись любыми средствами удерживать то, за что сражались. Они были готовы уплатить любую цену за безопасность Ратбега и его акров. За участие младшего сына в восстании 1798 года часть их земли была конфискована. На протяжении следующего столетия она была постепенно восстановлена ценой огромных затрат и хлопот и по причине их верности парламенту в Вестминстере. Когда Мора и Крис впервые познакомились с Ратбегом, он был процветающим местом. Единственным неудобством, с каким они столкнулись, была другая религия.

Десмонд был потомком католического бунтовщика Майкла, из-за безрассудства которого земли Ратбега были так резко урезаны. Он оставил единственного сына, дедушку Десмонда. Сам Десмонд был младшим из восьми детей. Он слишком живо помнил тесноту крохотного сельского дома, где вырос, и жалкий ничтожный урожай неплодородных акров. Он ненавидел скудные косогоры, которые помогал возделывать, вечные ссоры в сельском доме. Ему удалось бежать оттуда и поступить на юридический факультет Тринити-колледжа. Он жил на деньги, занятые его матерью. А также получал стипендию, которую заслужил своими блестящими способностями. Десмонд завоевал ее даже вопреки предрассудкам, порожденным его религиозностью. Закончив колледж, он приехал в Лондон, не гнушаясь незаметным и скромным местом в адвокатской фирме. Он сознавал лишь свою независимость от лакейской нищеты, которую презирал и которой боялся.

Когда Мора и Крис подросли, отец послал их с визитом не к своим родным братьям, а к кузену Джеральду, в Ратбег, чтобы они изучили особенности ирландской жизни, которых он никогда не знал. У него не было угрызений совести в отношении тех, кому он был обязан верностью. Десмонд слишком хорошо знал, что ему было нужно и чем он хотел обеспечить своих детей. Мора догадывалась почти с детства, что Десмонд надеялся на брак между ней и Томом.

Но вопреки желанию Десмонда, по мере того, как они становились старше и круг их интересов расширялся, они все больше отдалялись друг от друга. Хотя продолжали оставаться хорошими друзьями. Они знали о плане относительно их женитьбы. Мора уже в возрасте восемнадцати лет и Том двумя годами старше считали, что это невозможно. Том тогда учился в Тринити-колледже, а Мора готовилась поступить на юридический факультет в Кембридж. Оба понимали, или говорили, что понимали, что никогда не полюбят друг друга. Том приехал в Лондон и ушел в армию в конце войны. Десмонд с холодным расчетом заставлял их общаться в течение всего периода, пока Том ожидал назначения в Северную Африку. На его лице было написано разочарование, когда Том уехал, а о помолвке не было сказано ни слова.

Крис последовал за дивизией Тома в пустыню, а потом в Италию. Десмонд ухитрился устроить Мору в юридический отдел штаба армии, переведенного в Лондон. Поскольку Крис был вне пределов досягаемости, он вцепился в Мору со всей яростью собственника.

Наконец, будучи в отпуске во Флоренции, Крис написал, что встретился с Томом. Он написал о перемене, какую нашел в своем кузене, а в письмах Тома сама Мора прочла в тех же выражениях его мнение о Крисе. Каждый пытался дать оценку характера изменений в другом, их степень, направление, и потерпел неудачу… Может быть, вымаранные фразы содержали более сильные слова, чем те, что им позволено было употребить. Два отпуска они провели вместе. Крис был рядом с Томом, когда пришло известие, что Гарри убит при высадке в Нормандии. Только его торопливые неприглаженные письма могли рассказать им о горе Тома, пока, наконец, она не стала получать письма самого Тома, напомнившие ей о любви Гарри к Ратбегу и об огромной потере для Джеральда. После этого он никогда больше не говорил о Гарри.