Барбара Брэдфорд - Так далеко, так близко…

Он как‑то странно посмотрел на меня и промолчал.

А я продолжала.

— Если ты к нему ничего не испытываешь, это твое дело. Но запомни — я‑то испытываю. И я не позволю тебе говорить о нем так безжалостно и цинично!

Не обращая внимания на мои слова, Джек сказал:

— Похороны можно назначить на конец недели.

— В Корнуэлле, — прошептала я, стараясь говорить помягче. — Он как‑то сказал, что хочет быть похороненным в Корнуэлле.

— А как насчет поминальной службы, Вив? Она будет? И если да, то где? И, что важнее, когда? — И добавил с гримасой: — Надо бы поскорее. Мне необходимо быть во Франции.

Я опять вся закипела от его слов, но взяла себя в руки. Сдерживаясь изо всех сил, я ответила спокойно:

— В Нью‑Йорке. Я думаю, это самое подходящее место.

— Где именно?

— В церкви св. Иоанна Богослова, — предложила я. — Как ты думаешь?

— Как скажешь. — Джек плюхнулся в кресло у камина и очень долго смотрел на меня, о чем‑то размышляя.

— Ну нет! — сказала я, почуяв, о чем он думает. — Ну нет, Джек. Ты намерен повесить на меня все хлопоты с похоронами и отпеванием. Это должен организовать ты. Ты и Люциана.

— Ты хоть поможешь нам, а?

Я кивнула.

— Джек, теперь ты не сможешь перекладывать на других свои обязанности, как ты делал это всегда, — предупредила я. — И я не позволю тебе этого. Теперь, когда Себастьян умер, именно ты — глава семейства Локов, и чем скорее ты это поймешь, тем будет лучше. «Фонд Лока», например, — тебе придется перенять факел, который выпал из рук твоего отца.

— Это ты о чем? — спросил он быстро и резко, впиваясь в меня взглядом. — Какой еще факел?

— Благотворительные дела, Джек. Тебе придется продолжить его дело. Тебе придется взять на себя заботу о больных и бедных этого мира, обо всех страждущих, как делал твой отец. От тебя зависит жизнь тысяч людей.

— Ну уж нет! Не выйдет, лапочка. Если ты думаешь, что я собираюсь швыряться деньгами, как пьяный матрос, значит ты спятила. Ты такая же спятившая и ошалевшая, каким был он.

— У вашей семьи столько денег, что вы и так не знаете, что с ними делать! — в ярости закричала я.

— Я не собираюсь идти по стопам Себастьяна, мотаясь по всему свету туда‑сюда и разбрасывать дары неумытым толпам. Так что забудь, Вив, и больше не будем говорить об этом.

— Но ты должен взять на себя руководство «Фондом Лока», — напомнила я. — Как единственный сын и наследник. Ты наследуешь не только деньги, но и обязанности.

— Ладно, ладно. Буду руководить. На расстоянии. Из Франции. Но я тебе не спаситель, чтобы спасать мир от всяческих напастей. И от болезней. Запомни это. Отец был просто псих.

— А ты запомни, что Себастьян делал много добра.

Он медленно покачал головой.

— Чудно. Вот уж и впрямь чудно.

— Ты о чем?

— Да вот о том, как ты обожаешь его после всего, что было. После того, что он сделал с тобой.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Он прекрасно ко мне относился. Всегда.

— Согласен, он обращался с тобой лучше, чем с другими женщинами. Ты ему нравилась.

— Нравилась! Да ведь он любил меня! Себастьян любил меня с того самого дня, когда мы познакомились, мне было двенадцать лет…

— Грязный старикашка!

— Замолчи! Больше того, он любил меня и после, когда мы расстались.

— Никогда он никого не любил, — бросил Джек, посмотрев на меня с состраданием. — Ни меня. Ни мою мать. Ни Люциану. Ни ее мать. Ни твою мать. Ни других жен. Ни даже тебя, лапочка.

— Перестань называть меня лапочкой. Это противно. А меня он все‑таки любил.

— А я говорю тебе: он не умел любить. Он не смог бы полюбить, даже если бы от этого зависела его жизнь. В нем просто не было такой способности. Себастьян Лок был чудовищем.

— Нет, не был! И я знаю, что он любил меня, понимаешь? Знаю! — воскликнула я, подавляя свой гнев, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.

— Тебе виднее, — пробормотал он, уступая мне, как это часто у нас бывало. Отвернувшись, он уставился на огонь, и его лицо стало угрюмо.

Я наблюдала за ним и думала о том, как грустно, что он совсем не понимает своего отца, о том, как мало знает о нем. И вдруг заметила, что в этот вечер он был очень похож на Себастьяна. Одинаковые профили. — Джек унаследовал от отца орлиный нос, выдающийся подбородок и красивую темноволосую голову.

Однако глаза у него были блеклые, водянисто‑голубые, совсем не того яркого василькового цвета, что у отца. Что же касается характера и личных качеств, тут они были схожи не больше, чем два любых, посторонних друг другу человека.

Угрюмость не покидала Джека в течение всего ужина. Ел он умеренно, пил много, говорил мало.

Был момент, когда я протянула руку и, коснувшись его руки, сказала, насколько могла, мягко и примирительно:

— Мне жаль, что я накричала на тебя.

Он не ответил.

— Мне, действительно, жаль. Не будь же таким, Джек.

— Каким таким?

— Молчаливым. Неприступным. Доводящим меня до бешенства упрямым ослом.

Он посмотрел на меня, потом улыбнулся.

Когда Джек улыбается, лицо его светлеет, он становится обаятельным, почти неотразимым. Так бывало всегда. Я тоже улыбнулась, ощутив, как я на самом деле к нему привязана.

— Просто я не выношу, когда ты так говоришь о Себастьяне.

— Мы с тобой видим его по‑разному, — проговорил он, потягивая мое лучшее красное вино, «Мутон Ротшильд», которое Себастьян прислал мне в прошлом году.

— Он всегда раздражал меня, — продолжил Джек. — А ты… ты обожествляла его, преклонялась перед ним. Но видишь ли, Вив, я‑то не ношу розовых очков, в отличии от тебя.

— Когда ты был маленьким, ты тоже обожал его.

— Это тебе так кажется. Но этого не было.

— Джек, не надо мне лгать. Ведь ты говоришь с Вивьен, с доброй старой Вив, своим лучшим другом.

Он засмеялся, запрокинув голову.

— О Господи! Ты когда‑нибудь изменишься? Ты держишься за свое мнение, как собака за кость.

— Только тогда, когда речь идет о Себастьяне Локе. — возразила я.

— Одно я знаю наверняка: твоя преданность весьма похвальна, лапочка.

— Спасибо. И перестань называть меня лапочкой, да еще с такой ужасной интонацией. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу. Ты делаешь это, только чтобы позлить меня.

Он усмехнулся, протянул руку и коснулся моей руки.

— Мир?

— Мир, — согласилась я так же поспешно, как то бывало в детстве.

Потом мы поговорили о других делах. О Франции, точнее, о Провансе, о наших домах в Провансе, домах, которые Себастьян в свое время подарил каждому из нас. Но напомнить Джеку об этом факте я не решилась. Для меня было очевидно, что к отцу умершему он относится так же безжалостно, как относился к живому. Джек никогда не сомневался в своей правоте относительно Себастьяна, не сомневается и сейчас. Впрочем, это уже не имеет значения.