Елена Озерова - Я иду к тебе

И пошло-поехало. Роман разворачивался стремительно, и Ника опомниться не успела, как Кирилл собрал чемоданы и переехал от родителей к ней.

Что там говорить — он был несомненно красив. Высокий, отличная фигура — широкоплечий и узкобедрый, с накачанными мышцами, длинными сильными ногами и тонкой талией. Прекрасные черные волосы, светлые, серо-стальные глаза в опушке коротких черных ресниц, мужественный подбородок с ямочкой, как у английского актера Тимоти Далтона… Голубая мечта розовой юности, да и только. Разумеется, Ника влюбилась без памяти и первые месяца два от счастья ничего не замечала. Тем более что это было ее первое сильное чувство. До двадцати четырех лет она ухитрилась сохранить себя в неприкосновенности, несмотря на незаурядную внешность и законченный два года назад институт физкультуры. Однако ее девственность у Кирилла вызвала не радостный трепет, а недоумение, затем и насмешки — правда, шутливые. Но все равно Нике было обидно. Она загнала обиду глубоко внутрь и старалась не вспоминать об их первой ночи. Вот и сейчас она постаралась как бы перескочить с этих воспоминаний сразу «на потом».

Потом… Потом Никино черноволосое божество с каждым днем становилось все капризнее и капризнее. То, что в доме всегда должен быть обед минимум из двух блюд, что у мужчины всегда должна быть чистая и выглаженная рубашка, — это нормально, против обычных женских обязанностей Ника не возражала. Но претензии Кирилла росли не то что с каждым днем — с каждым часом. Скоро он стал требовать от нее отчета чуть ли не в каждом шаге, а сам мог уходить из дома неизвестно куда и возвращаться когда ему удобно. На Никины вопросы он отвечал, что женщина не должна расспрашивать мужчину о его мужских делах. Ника терпела, терпела, а потом не выдержала. Разразился грандиозный скандал с переездом Кирилла к родителям. Разлука длилась неделю. Потом Кирилл пришел «за оставшимися вещами». Примирение было таким же бурным, как и скандал. Больше они таких сцен не устраивали — Кирилл выдохся на первой. Он умерил претензии, все, казалось, шло хорошо. Уходить от Ники не собирался — где еще он найдет девушку со своей квартирой в Центре! Иногда, в черные минуты, она даже подозревала, что в глазах Кирилла ее главное достоинство — именно квартира, а не стройные ноги, атласная кожа и зеленые глаза. Внешность — лишь приятное добавление к жилищным условиям. А иногда… Да что там скрывать, гораздо чаще она себе внушала, что Кирилл действительно любит ее самое. Он мог быть чутким и нежным, внимательным и заботливым. Правда, не слишком часто. Тогда, когда чувствовал, что Никино терпение вот-вот лопнет.

Но такого, как сейчас, он себе до сих пор не позволял. Ника усмехнулась. И хоть бы выдумал что-нибудь более правдоподобное, чем сопровождение неизвестного бизнесмена на отдых! В сентябре-то! На Рижское взморье!

Впрочем, Ника давно заметила, что, хоть Кирилл и считает себя художником, фантазия у него небогатая.

Одно странно — Ника не испытывала той жгучей ревности, которую должна бы была испытывать влюбленная женщина. Злость была, обида, досада, оскорбленное самолюбие, а вот ревности не было. Ника вдруг подумала: а может быть, Маша права, и чувство, которое привязывает ее к Кириллу, и не любовь вовсе? Подумала — и испугалась. Да нет, она его любит, любит! Просто все люди любят по-разному. Кого-то одолевают сильные страсти. А она вот не склонна к бурному проявлению эмоций. Ревность требует слишком большого накала чувств. Ее душа такого накала выдержать не может.

За этими размышлениями Ника и не заметила, как заснула, и спала так крепко, что еле услышала пиканье будильника. Пора было приступать ко второму этапу перевоплощения в «Лизу».

Из поезда в Риге вышла коротко стриженная брюнетка, очень загорелая, с яркими голубыми глазами и пухлыми розовыми губками. На ней была короткая кожаная курточка и кожаная же мини-юбка. Вместо кроссовок — модные туфли с очень высоким каблуком «рюмочка».

Вообще все в этой брюнетке было немного чересчур: чересчур короткая юбка, чересчур длинные ноги, чересчур большой бюст, чересчур вызывающая походка… Но в целом она смотрелась бесподобно. Даже невозмутимые латыши невольно провожали ее взглядами.

Ника мужские взгляды замечала и принимала как должное. Такую женщину ни один мужчина не пропустит!

Отказавшись от такси и царственно позволив какому-то пареньку донести до электрички свою сумку, она вышла через полчаса на станции Булдури и осмотрелась. Она не бывала здесь уже лет пять-шесть. Ну да — с девяностого года, шесть лет ровно.

Подхватив сумку на плечо, Ника неторопливо пошла в сторону, противоположную пансионату «Лиелупе», где сейчас проживал Кирилл со своей пассией. Ника усмехнулась, вспомнив, что он не забыл позвонить ей и отчитаться, как доехал и где остановился. С особенным интересом она выслушала описание и характеристику шефа-бизнесмена. Ну ладно, полезной информацией в этом разговоре было теперешнее местопребывание Кирилла. Значит, надо поселиться где-нибудь рядом с пансионатом «Лиелупе».

Вообще-то латышки вряд ли охотно сдадут комнату русской барышне, но у Ники на этот счет были свои соображения. Во-первых, она может себе позволить не скупиться и выложить за аренду кругленькую сумму — до десяти долларов в день. За десять дней, что она собирается здесь пробыть, получится сто долларов, а от такой суммы никто не откажется. А во-вторых, у нее был на примете один дом… Шесть лет назад, когда Ника месяц прожила в Дубултах, крестный достал ей путевку в Союзе художников — она познакомилась с одной местной жительницей, Илзей Францевной. Знакомство было шапочным — Ника облюбовала маленькое кафе, каждый день сидела там и просматривала газеты, а Илзе Францевна каждый день приходила в это кафе за утренним кофе. Нику это поразило — что, дома, что ли, нельзя кофе сварить? «Нельзя, — объяснила ей Илзе Францевна, когда Ника набралась храбрости и спросила. — Вы ведь тоже заметили, что кофе здесь варят необыкновенно вкусно, иначе не ходили бы сюда каждый день?» Ника согласилась. С тех пор Илзе Францевна и Ника при встречах приветливо раскланивались, и пару раз Илзе Францевна принимала Никино приглашение присесть к ней за столик и выпить чашечку.

Илзе Францевна жила с сестрой и племянницей в десяти минутах ходьбы от станции Булдури. Тогда они сдавали отдыхающим пустующий флигель, и эти деньги были основной статьей их бюджета. Илзе Францевна не испытывала той высокомерной неприязни к русским, какая отличает жителей Прибалтики. Может быть, потому, что была замужем за русским и долгое время жила в Новгороде, а когда муж умер, вернулась на родину.

На флигель Илзе Францевны Ника возлагала большие надежды. Хорошая хозяйка, отдельный вход и все удобства — то, что ей нужно. И от пансионата достаточно близко. Зрительная память Нику не подвела: через десять минут она уже стояла у деревянной калитки и нажимала на кнопку звонка, молясь про себя, чтобы Илзе Францевна была на месте. За прошедшее время она могла уехать, продать дом, да мало ли что могло случиться! Но небесные силы, похоже, взяли Нику под свое покровительство. Ей опять повезло — дверь открыла сама Илзе Францевна.