Звева Модиньяни - Ветер прошлого

Опять она попала в беду! Теперь, даже если она расскажет всю правду, он все равно ей не поверит.

— Моя мать живет в селении Корте-Реджина, — сказала девочка, не сводя глаз с лица своего спутника.

— Это довольно далеко отсюда, если не ошибаюсь.

— Вы правы, синьор, — продолжала Саулина, ощутив новый прилив надежды. — Я сказала, что не могу найти свою маменьку, но на самом деле, я искала дом синьоры Грассини. Она — моя приемная мать. Я буду сидеть на крыльце, пока синьора Джузеппина не вернется домой. А вам за труды дам вот это, — и она вытащила из кармана кошелек, подаренный ей Марцией.

— Это что еще за новость? — воскликнул он. — Может, теперь ты мне скажешь, что это твои сбережения?

— Это подарок.

— Кто ж вам делает такие подарки, синьорина?

Саулина разрыдалась.

— Ты наплела мне кучу разных баек. От души надеюсь, что ты не окажешься еще и воровкой впридачу, — сказал он искренне. — Потому что иначе у тебя будут большие неприятности.

— Я не воровка! — запротестовала Саулина.

— Идем-ка со мной, я отведу тебя к городскому коменданту, — сказал он, схватив ее за руку повыше локтя. — Как говорится, береженого бог бережет.

И он потащил ее за собой.

Дон Франческо Нава, комендант города, прикладывал к глазам примочки из шалфея. У него болели глаза, и примочки хорошо помогали.

С тех пор, как девятого мая глава городского совета Лоди ворвался к нему в спальню и объявил, что французы вторглись в Ломбардию, политическая ситуация в обществе неуклонно ухудшалась у него на глазах, а его собственное положение стало просто невыносимым. И вот теперь, когда по всей территории провинции творилось бог знает что, он должен заниматься поисками какой-то Саулины Виолы, чтобы услужить фаворитке генерала Бонапарте. Если поиски маленькой крестьяночки увенчаются успехом, это может обернуться ему на пользу: главнокомандующий французов убедится своими глазами, что представители местной власти, назначенные эрцгерцогом Фердинандом, заслуживают его доверия.

— Есть новости? — спросил он своего секретаря.

— Нет, гражданин, — ответил молодой дворянин, с трудом выдавливая из себя ненавистное слово: он никак не мог смириться с языком революции, оскорблявшим аристократию.

И в самом деле, вся революционная пресса изо дня в день изощрялась в нападках на «благородных», публикуя ядовитые пасквили и непристойные карикатуры, излюбленным сюжетом которых было изображение простолюдинов, справляющих нужду на дворянские гербы.

— Возможно, господь сжалится над нами, — вздохнул граф Нава, больше полагавшийся на божье милосердие, чем на помощь людей, не раз его подводивших.

— После бунтов, разразившихся в Павии и Милане, генерал Бонапарт непременно примет свои меры, — предупредил молодой человек.

— Вряд ли он возложит на нас ответственность за насилие, совершенное отчаявшимся народом, — возразил комендант, прекрасно понимая, что имеет в виду его секретарь. — Мы откликнулись на его призыв и встали под французские знамена. Мы приветствовали Бонапарта как освободителя, но он, помнится, обещал не вмешиваться в нашу веру, сохранить нашу собственность, уважать наши обычаи.

— Да, но впоследствии кое-кто выразил свое возмущение его непомерной жадностью, — заметил секретарь, намекая на недавние бунты, на которые народ созывали церковные колокола.

— Знаю, в Милане и в Павии были повалены «шесты свободы», — признал граф Нава, — а самые злонамеренные нападали на якобинцев из Народного общества. Но положение становится невыносимым. Казна пуста, французы уже конфискуют одежду, обувь, нательные рубашки. Конечно, я понимаю, им необходимо экипировать армию, но нельзя же делать это, раздевая народ!

Секретарь почтительно улыбнулся этой вспышке праведного гнева у своего принципала, человека, славившегося необыкновенной мягкостью и терпимостью.

— Говорят, Бонапарте потерпел сокрушительную неудачу при попытке взять штурмом Мантую, — доверительно сообщил он. — И еще ходят слухи, что тридцать тысяч австрийцев высадились в устье По.

— Слухи, друг мой. Слухи, и ничего более.

— Стало быть, вы полагаете, что ничего из этого не выйдет?

Молодой человек не любил австрийцев, терпеть не мог французов и радовался, когда они уничтожали друг друга на поле боя.

— Полагаю, когда к горлу приставлен нож, разумнее заплатить, — сказал между тем комендант.

— Но это же совершенно несправедливо!

— Вся человеческая история состоит из несправедливостей. А когда несправедливости творят победители, это называется чрезвычайными мерами.

— Значит, пока кругом рушится мир, мы должны продолжать искать протеже мадам Грассини.

— Должны, мой юный друг, — с горечью подтвердил граф. — И если нам повезет и мы найдем ее, мы сможем извлечь из этого большую выгоду, особенно сейчас, когда Бонапарте был вынужден спасать свою певицу от разъяренной толпы, собравшейся под окнами ее дома.

— Джузеппина Грассини, спасенная солдатами Наполеона, — саркастически заметил молодой человек. — Победитель в битве при Лоди берет под защиту куртизанку!

— Прошу вас, замолчите, — нахмурился комендант.

«Этот Бонапарте — тип холерический и мстительный», — подумал он.

В комнатах особняка зазвучали шаги и приглушенные голоса. Дворецкий поспешно открыл двери и едва не был опрокинут французским офицером в сопровождении двух солдат.

— Чему обязан таким визитом? — невозмутимо спросил граф Франческо Нава, взглядом удерживая на месте своего горячего секретаря.

— Гражданин Нава, у меня есть приказ окружного судьи препроводить вас в уголовную тюрьму, — твердо отчеканил офицер.

— Мягко говоря, странное распоряжение, — невозмутимо заметил граф Нава.

— В Милане пролилась кровь, гражданин. Вы представляете народ, запятнавший себя этими преступлениями.

— Я? — улыбнулся городской комендант, не пытаясь, впрочем, заявить о своей невиновности.

— Вы, гражданин, а также ваши друзья: Бельджойозо, Таверна, Арригони, Мельци и другие.

— Что ж, по крайней мере, я буду в хорошей компании, — ответил граф Нава, готовясь последовать за вооруженным конвоем.

Дверь была приоткрыта, и Рибальдо не пришлось стучать. Обрубок из Кандольи узнал его. Когда разбойник закрыл дверь, Обрубок зажег свечу.

— Где девочка? — спросил Рибальдо, быстро оглядев помещение.

— Я ее не нашел, — признался безногий.

— Что значит — ты ее не нашел? — Рибальдо едва сдерживал гнев.

— Она сбежала.

— Хочешь, чтобы я поверил, что какая-то девчонка сбежала от Обрубка из Кандольи?

— Я ее даже не видел. Она сбежала от сводни, — объяснил Обрубок. — Но входи же наконец и сядь. Я расскажу тебе все с самого начала.