Елена Лобанова - По обе стороны любви

— Курсы! Повышения! Квалификации! — втолковывала завуч с небывалым терпением, роясь в крокодиловом портфеле. — И тема — очень, очень… сами убедитесь… да где же это… А-а, вот! «Литература как искусство слова в контексте мировой художественной культуры!» Говорят, будут показывать новые фильмы… Встречи с артистами, обсуждения! Плюс музей, знакомство с новинками психологии… Ну, само собой, выступления педагогов-новаторов, последнее слово методики… И всего-то десять дней!

И она опять обласкала Веронику заговорщицки-улыбающимся взглядом.

Вероника вдруг перестала дышать.

Ибо внезапно ощутила примерно то же, что ощутил бы преступник, которого вместо каторжных работ вдруг отправили бы в кардиологический санаторий «Предгорья Кавказа» тихого курортного городка Горячий Ключ.

Если бы не субординация, она, пожалуй, бросилась бы на дородную завуческую шею — однако вовсе не в школьных, а сугубо в своих собственных эгоистических интересах.

Курсы располагались в ином измерении, где не действовали законы евклидовой геометрии и правила внутришкольного распорядка.

Уже один путь туда, на другой конец города — поистине каждый день она отправлялась в настоящее путешествие! — настраивал на ожидание всевозможных чудес.

Теперь каждый день, вместо того чтобы давиться в троллейбусе под бодрые кондукторские возгласы «А что у нас на проезд!» и «Шесть рублей, родненький! Вкладыш-то просрочен!», Вероника уютно погружалась в миниатюрное креслице маршрутного такси. Ход его был легок и бесшумен, и ничто в нем не мешало мыслям скользить по вольной праздной траектории. Иногда она незаметно разглядывала сидящих лицом к ней женщин и мужчин, стараясь определить на взгляд: кто они по профессии? где проводят отпуск? какого цвета обои у них в гостиной и в спальне? Иногда же переводила взгляд за окно и представляла себе: например, она вдруг оказалась вот на этом углу; догадается ли, что это родной город? а если нет, то какие будут впечатления?

Вот, например, здесь, за незнакомым поворотом, казалось ей, люди выглядели и одевались совсем не так, как в ее районе! И совершенно иная жизнь, без сомнения, шла у подножия громадного супермаркета, напротив визаж-салона и ногтевой студии!

Переживать за опоздания на курсы было не принято. Наоборот, принято было в таких случаях не спеша приближаться к школе, без паники подниматься на второй этаж в нужный кабинет и, с достоинством кивнув коллегам, присаживаться на свою предпоследнюю парту.

Эта экспериментальная школа выглядела с виду совершенно обычно; но стоило только хотя бы всмотреться в лица идущих навстречу девчонок! Да-а, не Стрелкова, не Масина — здесь выращивалась совершенно другая, интеллектуальная молодежь. Немыслимо было и предположить, что они не читали, например, «Войну и мир» и «Мастера и Маргариту». Печать ума и таланта чувствовалась даже на тех, которые обменивались на ходу выражениями ненормативной лексики. В каких особенных семьях, на каких уроках воспитывались они? Небрежные прически, элегантные сумки их говорили о врожденном чувстве гармонии; макияж свидетельствовал о смелости и предприимчивости. Без сомнения, этим юным женщинам суждено было со временем преобразить облик эпохи!

Или… или все-таки и ЭТИ читали не все? И Стрелкова с Масиной в общем-то ТАКИЕ ЖЕ?

И класс, где проводились курсы, был на первый взгляд тоже самым обыкновенным: с доской, мелом и тюлевыми занавесками.

Но здешняя акустика! Как летело и парило под этим потолком каждое слово! Ибо выступали у этой доски Лучшие из Лучших; Первые среди Равных; Мастера и Волшебники! Изучение наречий в их исполнении выглядело игрой для интеллектуалов, урок по творчеству Лескова — беседой соавторов, анализ басни Крылова — театральным спектаклем.

Временами, слушая сочиненную семиклассником балладу или отрывок из сценария, Вероника преисполнялась печальной зависти; временами, разглядывая детские иллюстрации к стихам, туманно представляла и себя тоже — пусть в отдаленном будущем! ну хоть когда-нибудь! — Настоящим Учителем Литературы.

В эти дни мысль о Беспечных наконец-то поблекла и потеряла свою власть над ней, скромно отступив в область досадных, но вполне обыкновенных и даже, пожалуй, банальных воспоминаний.

К тому же вокруг сидели такие же, как она, слушательницы, чувствующие себя отчасти ученицами, отчасти зрительницами в театре. Все как одна были принаряжены, будто на родительское собрание — в мягких свитерах пастельных тонов, с тоненькими золотыми цепочками, с маленькими сумочками вместо всегдашних кошелок для тетрадей. И лица их были моложавы, и слова — вдохновенны, а души преисполнены решимости преобразовать, воплотить и, наконец, достичь…

Иногда они посещали открытые уроки — с сочинением стихов, игрой на фортепиано и чуть ли не балетом между рядами; но уже под конец недели чудеса эти мало кого удивляли, учитывая неправдоподобие всего к тому времени увиденного и услышанного.

Зато весьма живой интерес вызвала лекция психолога.

Милая улыбчивая женщина, блондинка, поначалу увлекательно рассказывала о разных комплексах и горячо советовала от них избавляться; для примера же рассказала о собственной многолетней психологической скованности, которую ей удалось победить, признавшись самой себе, а затем и окружающим в любви к мужчинам. То есть она вот так прямо и объявила всей аудитории, обаятельно улыбаясь: «Я так люблю мужчин! Просто оч-чень!»

До сих пор Веронике доводилось слышать подобное как-то больше о животных: «Оч-чень люблю я кошек!» или, допустим, «Оч-чень люблю спаниелей!». Поэтому в признании психологини ей почудилось нечто неприлично-зоологическое.

Затем, не дожидаясь, пока закомплексованная аудитория отойдет от шока, блондинка быстренько раздала всем листки-тесты с кучей неожиданных вопросов вроде «Хотели бы вы очутиться на необитаемом острове?» или «Как часто вы меняете прическу?». Ответы на них дали неожиданный результат: после подсчета каких-то таинственных баллов большая часть слушательниц получила загадочное название «циклоидов», меньшая — того оскорбительнее! — «шизоидов». Вероника же оказалась причисленной к нескольким загадочным «психастеноидам».

Остаток лекции психолог посвятила утешению обиженных, приводя в пример многих выдающихся и знаменитых людей, у которых, оказывается, тоже были серьезные проблемы с психикой.

Под конец всем был предложен новый маленький тест под названием «Семь моих "я"».

И вот тут-то уж слушательницы не оплошали: под номером первым все как одна написали «учительница», а уж дальше в разных вариациях шли «классный руководитель», «гражданка России», «мать», «жена», «женщина» и «циклоид».