Сюзан Фрейзер - Дежавю

— Возьми лучше свою жену, Карло, — сказала я.

Поэтому он поехал без меня. Хотя я очень не хотела, чтобы он ехал. Все-таки я мечтала отправиться с ним.

— Перестань, Энни! — сказала Бетти, когда ей надоело смотреть, как я с унылой физиономией шаталась по квартире всю неделю заодно с субботой. — Забудь о нем. Пошли в паб «Китти».

Я пошла и встретила Марка.

— Открой ее, Анна! — Карло легко подтолкнул меня в спину к столу.

Но мне не нужно было ее открывать. Я тут же узнала ее.

— Тебе не нужно было дарить мне это, Карло. — Так я ответила ему тогда, протянув коробку обратно, даже не открыв ее. — Я не могу принять твой подарок.

Он засмеялся, пихая коробку обратно мне в руки.

— Что ты имеешь в виду? — Карло тронул мою щеку. — Это глупо, забавная Анна! Откуда ты знаешь, что там, раз не открыла ее?

— Мне не нужны подарки — больше никаких подарков, Карло!

Я встретила Марка.

Карло разочарованно кивнул, взял коробку и молча положил ее обратно в свой кейс. Тогда, казалось, он все понял.

После занятий я нашла его подарок в своем ящике. Это были часы.

Наступил поздний вечер длинного дня. Я преподавала восемь часов подряд. Как я уже говорила, я могу преподавать хоть стоя на голове, но в этот первый понедельник чувствовала, что действительно перевернута вверх ногами.

Трудно описать, что я чувствовала, без упоминания мнения на сей счет Барбары Картланд, когда я толкнула тяжелую стеклянную дверь ресторана «Жюльен» и ко мне с широкой улыбкой поспешил метрдотель, придержав дверь, пока я прошла. Что есть Париж, если в нем нет романтики? И поскольку романтики в парижских ресторанах немало, «Жюльен» с шикарным интерьером является воплощением озаренных звездным сиянием классических французских ресторанов. Центральный вход с рубиновой бархатной драпировкой вел в большой зал, словно бы освещенный свечами, где за столиками сидели любовники, томно глядящие друг другу в глаза. Мы всегда любили встречаться здесь после работы. По коже у меня забегали мурашки, да и как я могла чувствовать что-то кроме душевного подъема? Да, это напоминало мне выход на сцену. Я словно бы снова играла роль в эпизоде, сыгранном нами много раз раньше. Я снова слышала тот же приглушенный звон тяжелых серебряных столовых приборов, бокалов. Пока я пробиралась по залу к Марку, голоса эхом отдавались у меня в ушах, будто это призраки приветствовали нас.

Он сидел спиной к стене за столиком в углу, на нашем любимом месте, под одним из больших старинных зеркал. На этой тусклой поверхности когда-то уже отражались как наши размытые силуэты, так и образы других людей, которые здесь ели, целовались и делили один на двоих десерт crème caramel [17] Крем-карамель — десерт из запечённой смеси взбитых яиц, молока и сахара. . Официанты же в длинных белых фартуках и с белоснежной салфеткой, переброшенной через руку, неустанно носились по залу с ведерками льда и серебряными подносами, разливая шампанское.

Они все были здесь, все так же.

Марк заметил меня и, улыбаясь, наблюдал, как метрдотель помогает мне снять пальто. И как раз когда служащая гардероба подошла и унесла его, я подумала, всего на секунду, что, может быть, с нами все будет хорошо. Может быть, мы сможем пройти через это испытание и в конце концов вернем Чарли.

Сегодня я сделала над собой усилие и надела давно потерянное платье, которое нашла у себя в шкафу по чистой случайности, так как оно было спрятано в самом дальнем углу, и, видимо, спрятано специально. Когда я извлекла его на свет божий, то не смогла сдержать возгласа восхищения. Я вспомнила, это была восхитительная вещь из нежного шелкового джерси, подарок Карло, который я ни разу не надевала. Я провела ладонью по темной мягкой ткани и, надев его через голову, оправила на талии и пригладила на бедрах. Платье облегало меня словно вторая кожа. Посмотрев на молодую девушку в зеркале, я забрала волосы в верх, оголив шею, и подумала о том, что была совсем глупой — чересчур стеснялась и совершенно не понимала, чем владела. Карло однажды протянул мне белую коробку, перетянутую шелковой лентой, в которой было это платье. Сама коробка была невероятно красивой, и мне никогда не дарили подобных подарков. Когда я потянула за ленту и подняла крышку, платье лежало внутри, словно нежный волнистый лепесток, завернутый в бумагу и перевязанный шнурком. Это было слишком! Тогда я просто не могла надеть что-либо подобное на себя.

— Ты должен отдать его своей жене, — прошептала я.

— О Анна!

Я никогда не надевала это платье для Карло, впрочем, как и для Марка. До сегодняшнего вечера.

Марк встал из-за стола и отошел в сторону, освобождая для меня свое кресло, мое место с видом на зал ресторана. Марк казался радостным и удивленным.

— Я не помню это платье. И твоя прическа… — Он коснулся губами моего уха, и, когда я шагнула мимо него, чтобы сесть за стол, наши бедра случайно соприкоснулись. — Ты сделала такую же, как тогда, раньше…

Я посмотрела на Марка, когда мы сели напротив друг друга, ожидая, что он скажет обо мне. Полагаю, мне все еще недостает уверенности в себе, даже сейчас.

— Tu es belle ( Ты красивая ). — Марк изучал меня. Его глаза сканировали мои черты, словно взгляд художественного критика, изучающего картину.

— Да? Ну вот поэтому я и опоздала. — Почувствовав, как краска предательски поднимается вверх по шее, я поправила прическу, убрав непослушные локоны на место. — У меня ушла на прическу целая вечность. Все эти чертовы заколки…

Марк засмеялся. Наверное, я выглядела точно как и та девочка тогда, но не думаю, что говорила я так же.

Марк продолжал изучать меня тем же взглядом критика. Бросив взгляд на мое запястье, он удивленно произнес:

— Ты нашла свои часы?

— Давай заказывать, — проговорила я быстро. — Я сейчас съела бы лошадь.

Когда мне исполнилось семнадцать и я стала встречаться с мальчиками, моя мать часто говорила: «Просто помни одну вещь, Энни Макинтайр! В жизни не существует такой вещи, как бесплатный обед».

Как я уже говорила, моя мама совсем не была романтичной.

В самом начале занятий с Карло я немного болела. Он сидел передо мной в небольшом солнечном классе, на пятом этаже здания учебного центра и улыбался. Карло следовал за мной взглядом своих черных веселых глаз, когда я подходила к доске. Он следил за моими руками, когда я старалась объяснить ему грамматические правила. Карло смущал меня, хотя я тщательно старалась скрыть это. Он нервировал меня. Ни один мужчина не уделял мне столько внимания. Краска смущения заливала мое лицо. Я не могла преподавать ему язык. Я не могла преподавать вообще. Да, это было трудно.