Вера Копейко - Оранжевый парус для невесты

– Мы знаем, кто поджег, – говорила тетя Маня. – Жалко, Андрей Иваныч. Хочешь, доллар-то верну?

Он с усмешкой посмотрел на нее. Потом вдруг сказал:

– Хочу.

– Да бери. На память.

– Спасибо. Вы мудрая женщина, – сказал он. – Всегда нужен капитал, чтобы начать дело не с нуля. – Он подмигнул ей. – Положу под проценты и вернусь.

Вот теперь ему точно ничего не оставалось делать, как воспользоваться предложением сотоварища по училищу.

– Ждем, Андрей Иваныч, – сказала тетя Маня.

Он не сомневался, что вернется и запустит дело на другой виток. Тем более теперь он знал как.

Что ожидал он увидеть сейчас в Сетявине? Которое вот уже рядом, за поворотом. Тем более он обещал позвонить тете Любе сразу, как только приедет. Она сама порывалась поехать с ним на родину предков, посмотреть валенки, которые скатал Андрей, потрогать их руками.

Андрей испугался. Он не рассказывал, что сгорела его мастерская. Он боялся, что без него мужики спалят и дом. Спас его генерал, который пообещал свозить жену лично. И не с пустыми руками.

– Если хочешь, Любаня, – он посмотрел на нее так, что она покраснела, Андрей догадался – таким именем он называет жену в особенных случаях, – если тебе дорого Сетявино как память, могу подарить всю деревню целиком.

Она расхохоталась.

– Брось, Мишаня. – Она тоже назвала его особенным именем. – Ты хочешь купить ее вместе с живыми душами?

– Я переселю их в другую, с комфортом. Спроси у Андрея, за сколько можно купить там дом в нынешние времена.

Генерал был не так уж не прав. Тем более что он высказал вслух его собственные мысли. Возвращаясь сюда с деньгами, на которые и впрямь можно скупить все дома, запертые навсегда, он думал, что если хорошо пойдет дело, то такая на первый взгляд дикая мысль не такая уж и дикая.

– Пока не хочу, – отказалась Любовь Николаевна. Потом посмотрела на племянника: -Я ему уступлю.

Андрей нарочито громко рассмеялся и покрутил головой. Тетка всегда поражала его своей прозорливостью.

– Вам никогда не говорили, что вы умеете читать чужие мысли? – наконец спросил он.

– Я сама знаю. Всякий доктор обладает такими способностями. Тем более окулист. Я загляну в глаза и все узнаю. -Она улыбнулась. – Между прочим, не зря отпечаткам пальцев предпочитают отпечатки сетчатки глаза. Это более надежно, она не повторяется.

– Да, я тоже слышал, – подал голос генерал. – Во Франкфурте-на-Майне нашим ребятам предлагали. Пока добровольно.

Андрей вынул мобильник. Позвонить сейчас? Сказать, что все в полном ажуре, и отключиться от всего и от всех?

Но рука с аппаратом повисла в воздухе, когда он увидел то, от чего зашлось сердце.

А она и не знала, что так сильно любит все это… Это? А что она имеет в виду под словом «это»? Если говорить высоким слогом – жизнь. Просто сидеть вот так и смотреть в окно – удовольствие. Не важно, что там.

Лето, осень и зима пролетели, как миг. Нет, как три мига. Потому что Ольга занималась тем, что любила, оказывается, больше всего и всегда.

Портновские успехи перешли в коммерческие. Галстуки под маркой дорогой западной фирмы продавались хорошо. Но Ольге хотелось чего-то такого, чего еще не было. Она нашла это – парные галстуки. Для него и для нее. Чтобы рассмотреть рисунок, в котором минимальные отличия, надо подойти поближе, оказаться в поле другого человека. А разглядывая детали рисунка, невольно разглядываешь друг друга. На мужских галстуках она делала рисунок крупнее, чем на женских. Потому что женщина не рискует сразу приблизиться к незнакомому мужчине. Он должен сделать первый шаг. Так принято.

Ее менеджер, как она называла человека из магазина, повышал процент. Но требовал эксклюзива. И получил.

– Ты сама до этого додумалась? – спросил Игорь Петрович, так его звали. – Классно соображаешь! Потребитель доволен.

– Догадались? – с интересом спросила Ольга.

– Ха-ха. Догадался, сразу. Но должен сказать, классный кроссворд! Все будет тащиться, когда я намекну… непонятливым. Я подарил галстук своей… леди. – Он хмыкнул.

– И что она?

– Ничего не поняла.

– Не захотели поменять… леди? – со значительной долей нахальства спросила Ольга.

– Если только на тебя, – фыркнул он.

– Ох…

– Но на тебе написано – занято.

– Это правда, – сказала она. – А что, крупно написано? – осмелела Ольга.

– Не мелко. Примерно как на мужском галстуке. Хорошо читается. Без напряга. У меня зрение отличное.

– Я догадалась – вы стрелок.

Написано, значит, да? А на самом деле она свободна. Даже от турфирмы. Она распрощалась с ней, когда Игорь Петрович стал платить за ее галстуки.

Она не свободна только от себя. Может, он это прочитал? В таком случае – да, она занята. Прочно и навсегда.

Ольга поправила очки. Одно время она носила линзы, но ей осточертело возиться с растворами, надевать, вынимать… Вернулась к очкам. Они ей шли очень.

Спасибо мобингу, думала она, как здорово, что ее выдавили из турфирмы, иначе она никогда бы не делала то, что сейчас. Никогда больше она не станет ничего делать по чужой воле.

Теперь Ольга жила иначе. Она даже просыпалась по-другому и вставала с постели. Марина Ивановна, которая не исчезла из ее жизни и после того, как Ольга ушла из турфирмы, стала еще более близкой приятельницей, научила ее. Вероятно, поступок Ольги, ее новое дело, уже не позволяли смотреть на нее как на вечную подопечную.

– Ты взрослеешь быстрее моих мужчин, – призналась она Ольге. – С тобой приятно заниматься. Знаешь, когда они заплатили за поцарапанный бок «уазика» чуть не треть его остаточной стоимости, они слегка подтянулись. Думаешь, чем они поцарапали его? Воблером-моблером, – с досадой сказала она, как будто выплюнулаэти слова. После этого я решила заняться собой. – Она поморщилась. -А то нервы стали ни к черту. Хочешь, тебя научу?

Теперь Ольга тоже полюбила неспешное пробуждение. Она играла в него с наслаждением, поглаживала свое тело. Ей нравилось движение ладони, которая бежала от ключицы к груди, потом к животу. Бедро само поднималось навстречу пробуждающей ласке ладони. Она будила икры, стопы.

Ольга не знала прежде, что так приятно входить в мир утра, не спешить, не вскакивать как ошпаренная. Она вводила себя в утренний воздух, в солнечный свет… Каждая клеточка просыпалась, очень медленно, неторопливо, осознанно. Она вытягивалась в струнку в постели, чувствуя, как оживает, она казалась себе похожей на кошку Лушку из детства. Она любила эту своенравную особу.