Ольга Горовая - Любовь как закладная жизни

— У меня больше нет, правда! Это все.

Объятиями здесь, явно, и не пахло. Тихий, испуганный, хриплый шепот девчонки мигом всколыхнул в Боруцком уйму эмоций. И вовсе не желания.

Ну, не фига себе?! На его территории кто-то грабит его же людей?! Это, вообще, как называется? Да еще и малявку.

— Так, я не понял, это что тут происходит? — В два шага добравшись до «парочки», Боруцкий опустил руку на плечо парня прижавшего девчонку к стенке.

Тот попытался вильнуть в сторону, но Боров эту попытку пресек.

— О-па, Лысый, ну кто б сомневался! Ты совсем страх потерял? Ты куда полез? — Вячеслав встряхнул пацана. Тот был ему знаком, несколько раз просился к «ним», даже с Федотом разговаривал. Одна беда — силы и роста у Лысого было много, а вот ума — мало, а они сейчас избавлялись от таких, а не набирали балласт. — Ты чего к детям пристаешь? — Он еще раз встряхнул парня.

Что-то выпало у Лысого из руки и звякнуло об асфальт.

Бл…, еще и нож. Вообще зарвался пацан.

Дернув его так, чтоб развернуть лицом, Вячеслав мельком глянул на девчонку. Жива, вроде, губы только трясутся, да глаза стали огромные, в пол лица. И тут он увидел ссадину у самого глаза и синяк на щеке. А куртка спереди порезана…

— Ё…, Вячеслав Генрихович! Больно же! Чего я такого сделал?! — Лысый взвыл, и еще сильнее начал дергаться, пытаясь высвободить плечо, которое Боруцкий и для себя нежданно сжал до хруста. — Я ж не знал, что она того, ну, мелкая. Оно ж не видно…

— Тихо! — Не оборачиваясь, велел он парню. — Ты как, Бусина? Цела? — Он еще раз внимательно осмотрел ее с головы до ног.

Девчонка, не произнесшая с момента его появления ни слова, судорожно кивнула, зачем-то цепляясь за кирпичную стену пальцами. Будто боялась, что сейчас грохнется. Вячеслав присмотрелся — может, не заметил чего, и Лысый ее порезать успел. Да нет, вроде. Только трясется, будто лихорадит ее. Здорово ее этот пацан напугал, видимо.

Свободной рукой вытянув из кармана ключи от своей машины, взял дрожащую руку и заставил взять.

— Открыть сможешь? — Спокойным голосом спросил он, приподняв бровь.

Девчонка опять кивнула, хоть и не особо уверенно. И со страхом покосилась на Лысого, продолжающегося тихо материться.

— Видишь тачку на переходе? — Он дождался очередного кивка. — Иди, Бусина, сядь в нее и подожди меня. Я через минуту подойду. Только поговорю с человеком.

— Да я, наверное, п-пойду, Вячеслав Генрихович…Д-домой… — Он почти не слышал ее тихий, дрожащий шепот.

— В машину. И жди меня. — Рыкнул он, чтоб понятней было, кивком головы велев исполнять приказ.

Как ни странно, она больше не спорила, и даже послушно дошла до машины. Дождавшись, пока Бусина сядет с пассажирской стороны и захлопнет двери, Боруцкий наконец-то посмотрел на Лысого.

— Тебе человеческим языком объяснили, чтоб не выделывался? — Спросил он у парня.

— Вячеслав Генрихович, да я ж, ничего такого, только бабла немного хотел… Я ж ее б не тронул…

— А синяк у нее на щеке сам по себе нарисовался? И куртка сама на нож напоролась? — Все так же спокойно хмыкнул он.

— Я ж не знал, что это ваша девчонка…

— Тебе, вообще, не стоило тут маячить. — Боров отпустил плечо парня. — И кого-то трогать. — Неожиданно для Лысого, Вячеслав ухватил того за шею и, с силой надавив, с размаху приложил лицом об стену. — Тем более ребенка. Понял?

Лысый втянул воздух расквашенным носом, вытер кровь кулаком, но кивнул. Молча. Может, все-таки, что-то в голове и есть. Хоть, конечно, немного Боров и перегнул. Но его нежданно разозлило то, что случилось с девчонкой. Разозлило больше, чем он мог бы от себя ждать.

Отвернувшись к машине, Боров глянул на пасмурного пацана через плечо.

— Найдешь завтра Федота, если не передумал еще. Погляжу на тебя. — Бросил он и пошел к своей тачке.

Когда он сел на место водителя, Бусина только сильнее сжалась на своем кресле. Голову не подняла. Зато носом шмыгала.

— Не вздумай мне тут реветь. — Предупредил Боруцкий.

— Не буду. — Огрызнулась девчонка, обхватив себя руками, словно замерзла. И точно, ее продолжало трясти.

Вячеслав резко втянул воздух и завел двигатель, включив печку.

— И какого хрена ты в эту подворотню поперлась? Ты же домой собиралась? Или живешь здесь?

— Я не туда. Я в магазин. — Шмыганье стало явственней и громче. — Я шоколадку хотела купить. — На этом признании она-таки начала всхлипывать, хоть и пыталась закрыть рот ладошкой. По ее щекам заструились слезы, смешиваясь с кровью из ссадины на щеке.

Он смотрел на это дите и не мог понять, как до этого докатился?! Как оказался в такой бредовой ситуации?

— Твою ж…! — Вячеслав хлопнул по рулю ладонью. — Шоколадку, блин! Куда я влез?! На кой с тобой связался?! Детский сад, е-мое.

Девчонка ничего не ответила, но все еще тряслась, несмотря на то, что в машине уже стало жарко, что в топке. И она продолжала плакать.

— Не реви! — Гаркнул Боров, понятия не имея, как ему прекратить эту истерику.

Ясно, что девка испугалась, но сейчас-то, чего реветь в «свинячий голос»?

— Не реву! — Искренне удивив Вячеслава, вдруг, не менее громко и зло крикнула она в ответ.

И, вопреки своим же словам, продолжила заливаться слезами. Даже плечи подрагивали, это и под толстой курткой видно было.

— Слушай, Бусина. — Впечатленный ее ответом, Боров усмехнулся. Еще б рыдать перестала, вообще стало б хорошо. — Давай, вытирай нос. Я тебя домой отвезу. Ну, серьезно, чего уже сейчас реветь, цела же.

Очень дельное, на его взгляд, предложение. Но девка, что-то, не торопилась прислушиваться. Елки-палки!

— Слышь, ну, давай я тебе что-то куплю. И ты уймешься, а? — Он решил пойти проверенным методом и подкупить оппонента. — Че ты, там хотела, шоколадку? Я…

— Вячеслав Генрихович! — Девчонка вдруг закусила губу и, наклонившись, схватила его за руку, лежащую на руле. — Не увольняйте меня, пожалуйста. Только не увольняйте. Я сейчас успокоюсь, сейчас, только… Я просто испугалась. Это пройдет, правда.

Она так и держала его руку, и смотрела в лицо своими глазищами, уже красными от слез. А Боруцкий вдруг понял, что не может открыть рот. С ним такое в первый раз случилось. Такая оторопь, будто паралич. Может, так и подкрадывается удар? И бьет в голову, так, что люди идиотами становятся?

Ее там прирезать могли, а она сейчас боится, что он ее уволит? Ну, точно, дура.

Только вот кожа на руке, которую она сейчас сжимала своими ладошками, жгла и покалывала, и вовсе не от жара печки. Или от нее? И все нормально, а он просто устал и дурное лезет в голову?

А девчонку ему просто жаль. Ведь, все-таки, не зверь уже совсем, человек еще. Может же пожалеть сироту, да и досталось той по полной сегодня…

— Цить! Прекрати выть. Никто тебя не увольняет. — Боруцкий тряхнул рукой, сбрасывая ее ледяные ладони. — Лучше бы сама подумала, на кой оно тебе надо, ведь каждый день шляешься ночами. А мне терять выгоду с чего? Меня все устраивает.