Ева Геллер - Потрясающий мужчина

— Когда ты снова будешь в институте? — спросил на прощание Бенедикт.

— Завтра в то же время, — ответила я не раздумывая.

На следующий день мы простились так же.

Через неделю после нашего знакомства я привела Бенедикта домой. Я знала, что этим вечером все свершится, поэтому утром купила шелковые трусики и шелковый лифчик. От волнения я забыла снять ярлычок с ценой. Бенедикт заметил его и сказал:

— Хорошая покупка, я тоже выбрал бы эти трусики.

Все, что с другими повергло бы меня в смущение, с Бенедиктом было естественно и весело. Казалось, мы всегда знали друг друга.

И все, что происходило до Бенедикта, было забыто. Ничего значительного, впрочем, до Бенедикта и не было. Раньше мне как-то все время не везло в любви.

Томми, так называемый первый мужчина в моей жизни (мне было тогда шестнадцать с половиной, ему восемнадцать), бросил меня из-за женщины постарше — ей стукнуло девятнадцать. Томми был помешан на «зрелых женщинах». Я не выдержала конкуренции.

Вторым был Клаус, мне тогда исполнилось восемнадцать, ему двадцать. Клаус оставил меня ради более молодой и неиспорченной, как он выразился. О нем я ни капельки не грустила: в постели он вел себя как дровосек с завязанными глазами. Долби себе — и рано или поздно попадешь женщине в то самое место между ног.

Инго, мой третий, ушел от меня, потому что решил выяснить, не «голубой» ли он. Недавно мне кто-то рассказал, что он до сих пор так и не прояснил для себя этот вопрос до конца.

Потом был Марсель (по документам он Макс), с этим я провела четыре года. То есть встречались мы довольно редко, это был почти телефонный роман. Марсель вспоминал обо мне, чтобы пообсуждать, что на этот раз сказал о нем его терапевт. Про меня терапевт сказал, что я не гожусь для Марселя. Я пыталась внушить Марселю, что это терапевт не годится для него. В конце концов я смирилась с мыслью, что его терапевт не годится для меня. Тем не менее я никак не могла окончательно порвать с Марселем, потому что наша связь толком не начиналась. Марсель регулярно звонил мне, чтобы рассказать о других женщинах, которые бегали за ним. Когда, познакомившись с Бенедиктом, я рассказала о нем по телефону Марселю, тот пожаловался, что я невнимательна и не могу сконцентрироваться на его проблемах. А когда спустя несколько недель Марсель вдруг соизволил без предупреждения нанести мне визит (я как раз вставляла в рамку фотографию Бенедикта), он даже не поинтересовался, кто это. Притом что Бенедикт, со своими сияющими голубыми глазами, в миллион раз привлекательнее Марселя.

Это мое бесславное прошлое. Накануне своего знакомства с Бенедиктом я уже позабыла, что такое мужчины.

Бенедикту сейчас двадцать восемь, а мне двадцать пять. Мы знакомы тринадцать месяцев, живем вместе полгода и еще ни разу не ссорились! На следующей неделе мы уезжаем. Я порой не в силах поверить в свое счастье.

Мой отец нашел для Бенедикта потрясающее место — со следующей недели Бенедикт будет работать в строительной фирме моего дяди Георга.

Вскоре и я стану там же дизайнером по интерьеру.

А еще — об этом можно только мечтать! — у нас будет дом с садом. Мы решили жить у матери Бенедикта, ее дом расположен в тридцати минутах езды от фирмы дяди Георга!

Счастье улыбается нам!

Торжественный ужин состоялся в последнюю субботу августа. Из-за жары ни у кого не было особого аппетита. Поэтому после закуски все занялись разговорами.

Наша компания состояла из одиннадцати взрослых и одного ребенка. Я купила синие с золотом карточки по числу гостей и бирюзовой краской вписала в них кисточкой имена. Мой отец, само собой разумеется, занимал почетное место в торце праздничного стола. Слева от него сидела мать Бенедикта, госпожа Нора Виндрих, рядом с ней друг отца, господин Энгельгардт. Справа от отца сидела госпожа Дорис Энгельгардт, завоевавшая первое место в соревновании кулинаров-непрофессионалов. Около нее — моя мать, которая пожелала сидеть возле двери. Приготовив изысканное угощение из семи блюд, поневоле будешь все время бегать на кухню.

До прихода гостей отец пытался поменять местами две карточки. Он предпочел бы флиртовать с моей красивой подругой Элизабет, а не опекать мать Бенедикта. Но моя мать твердой рукой вернула карточку «Нора Виндрих» к карточке «Виктор Фабер». Таким образом, «поколение гурманов», как выразился господин Энгельгардт, собралось на одном конце стола.

На другом конце праздничного застолья сидела я — как официальный виновник торжества. По левую руку от меня — Элизабет и Петер, все мы — представители поколения молодых дизайнеров. По правую руку — Бенедикт. Потом моя сестра Аннабель и лучший друг Бенедикта Нико. Но я больше прислушивалась к разговорам на другом конце стола, где мои родители беседовали с матерью Бенедикта.

Именно она была — негласно конечно — главным гостем. Госпожа Виндрих — учительница немецкого языка в реальном училище, ей шестьдесят один год. Не стану утверждать, что седая стрижка с челочкой делает ее моложе, но она женщина очень прогрессивных взглядов. Она находит правильным, что мы живем не расписавшись, и убеждена: чтобы любить друг друга, не нужно спрашивать разрешения у государства. Главное, считает она, что женщины в наше время имеют профессию и сами зарабатывают деньги. Домашних клуш она не выносит. Мать Бенедикта всегда ходит в брюках. Она свой в доску парень, легко находит общий язык с Бенедиктом и дочерью Меди. Меди старше Бенедикта. Она тоже живет под Франкфуртом, но я с ней пока не знакома. Мать Бенедикта я знаю со времени ее последнего визита в Мюнхен, но мои родители увидели ее сегодня впервые.

Моя мама задалась целью произвести впечатление на фрау Виндрих. Несмотря на свои пятьдесят четыре года, она питает огромное уважение к учителям. Мама оказалась молодцом. Она надела свое самое скромное платье — темно-синее, с закрытым воротом, на котором лучше всего смотрится золотое колье. На матери Бенедикта был облегающий черно-зеленый с люрексом топ, широкие черные, под атлас, брюки и крупные янтарные бусы. Подчеркнутое восхищение, с которым моя мать расхваливала эти бусы, не оставляло сомнения, что мамино колье намного дороже.

Отец тоже был в ударе. Он галантно задал свой коронный вопрос:

— Откройте нам секрет, каким стихийным бедствием могли бы стать вы, госпожа Виндрих?

Она со смехом ответила:

— Это надо спросить у Бенедикта, способна ли я на это. Бенедикт, тот сошел бы за ураган, но в хорошем смысле! Он уже в детстве был настоящим вихрем! — Бретельки верхней части ее туалета, собранной над грудью на резинке, соскальзывали каждый раз, когда в пылу разговора она начинала размахивать руками.

Да, в том, что Бенедикт — ураган в хорошем смысле, я убеждена. Он солнечный глаз урагана. Все вокруг него может стоять вверх ногами, но Бенедикт никогда не позволит испортить себе настроение. У него дар решать все проблемы пожатием плеч и улыбкой.