Элизабет Смит - Ничей ребенок

По щекам Стиви разлился румянец. Несмотря на то что Бет несколько ошибалась в оценке ее поведения — вчерашнее кажущееся равнодушие объяснялось скорее неожиданным всплеском застенчивости, — в словах подруги звучала высокая похвала.

— Я даже не знаю, о чем говорить, если мы еще раз с ним встретимся.

— Задай какой-нибудь вопрос, о нем самом или о рынке ценных бумаг, например. Он же брокер. Эти люди обожают поболтать о себе или своей карьере. Отец говорит, что Болдуинам не нужен в семье еще один врач и юрист, им требуется кто-то, кто взял бы на себя заботу об их миллионах. Майкл именно этим и занимается. Заправляет состоянием семьи и своим собственным.

— У него состояние?

— Еще какое. Досталось от бабушки, когда ему было двадцать пять, к тому же он является единственным наследником «Болдуин индастриз». — Бет вздохнула. — Понимаешь, это не мой тип, к негодованию матери, но опять же, бывает и хуже. Честно говоря, мне больше по вкусу настоящие мужчины. От них должно пахнуть потом.

Стиви вспомнились два последних приятеля Бет. Оба на мотоциклах, в черных кожаных куртках, от которых потом не пахло, а прямо-таки разило. Носик ее с отвращением дернулся.

— Я знаю.

В отношении Майкла Бет оказалась права. Он позвонил в конце недели. Начались встречи, вечно казавшиеся слишком короткими. Только соображения карьеры не позволяли обоим проводить все свое время в обществе друг друга. Осторожно, с оглядкой Стиви обеими ногами перешагнула некую грань в отношениях с мужчиной, полная уверенности, что встретила того, кто способен полностью изменить ее жизнь.

Шли месяцы. Бет начала замечать, что со Стиви и в самом деле что-то происходит: она и слова не могла вымолвить, не предварив его вошедшими в привычку «Майкл считает…» или «Майкл сказал…» Ее бывшая соседка по университетскому общежитию, говорунья, редко лезшая за словом в карман, похоже, начисто отказалась от собственного мнения.

Когда же Бет бывала нечастым свидетелем их встреч, Майкл всегда находил уместным сделать Стиви замечание, ну что-нибудь по поводу ее внешности, например, нисколько не смущаясь присутствием других людей. Ни разу не позволив себе грубости — это было не в его стиле, — он мог легко поколебать, если не вовсе разрушить, ее хрупкое чувство уверенности в себе. Бет знала, что подобные придирки обижают Стиви, тем более что ее подруга не останавливалась ни перед чем, чтобы угодить своему избраннику.

— Майкл хочет, чтобы я провела Рождество вместе с ним, — сообщила как-то Стиви во время обеда.

— Рождество в семействе Болдуинов. Без жареной индейки не обойдется, — поддела ее Бет.

— Нет же, никакого ужина с его родителями, — пояснила Стиви. — Мы вдвоем и кое-кто из друзей в его домике в Аспене.

Осторожно выбирая слова в надежде, что ее вопрос прозвучит обыденно, Бет спросила:

— А Майкл вообще говорил, что хочет познакомить тебя с родителями?

— Ну… я… — Стиви в смущении опустила глаза. — Придет время, и он это сделает. — Она произнесла это с большей уверенностью, чем ощущала.

Праздники приближались, и Стиви сама решила, что пора бы уже Майклу и в самом деле представить ее своим родителям. Однако когда она упомянула об этом, Майкл отделался невнятной отговоркой, сославшись на их чрезвычайно плотный, расписанный по часам календарь рождественских приемов и встреч. Впервые у Стиви мелькнуло сомнение в серьезности его намерений.

Двадцать третьего декабря целый день шел снег, и дорога до Аспена оказалась куда дольше, чем ожидалось. Зато канун Рождества выдался на удивление прозрачным и тихим. Снег поскрипывал под ногами, искрился в лучах солнца и заставлял Стиви щурить глаза. Первую половину дня она бегала по магазинам городка, торопясь сделать последние покупки.

На высоком крыльце трехэтажной деревянной виллы с огромными окнами, стоящей на склоне холма, откуда открывался великолепный вид на город. Стиви стряхнула прилипший к ботинкам снег. Вошла в просторный холл, разделась. В огромном доме царила тишина, и Стиви решила, что народ устремился на лыжню, либо, подобно ей, подался в городок. Занятая мыслями о предстоящем вечере, она прошла по коридору, легонько стукнула в дверь спальни Майкла, рассеянно толкнула ее и замерла на пороге, пораженная. Этого не может быть, пронеслось у нее в голове. И все же это было. Натужно, прерывисто дыша, Майкл ритмично работал мускулистым тренированным телом.

— Господи! — рыданием вырвалось из ее груди.

Майкл сполз со своего партнера. В глазах его не было ни смущения, ни огорчения тем, что она застала его в такую минуту — вообще никакой реакции на присутствие Стиви. Он неторопливо поднялся с постели, не забыв при этом завернуться в сложенную пополам простыню, с усмешкой наблюдая за тем, как на лице Стиви сменяют друг друга изумление, злость, отвращение и боль.

— Ты мог бы хотя бы предупредить меня! Неужели я ничего для тебя не значу? Совсем ничего?

Майкл протянул руку к пачке сигарет, закурил. Холодная, циничная улыбка скользнула по его губам: Боже, до чего она патетична!

Стиви охватила паника. Оказывается Майкла ничуть не тронуло то, что она стала свидетелем его постельных утех. Похоже даже, что пикантность ситуации забавляет ее любимого и лежащего рядом с ним темноволосого юношу!

Где-то в глубине души Стиви давно подозревала в нем жестокость и склонность к садизму. Но чтобы так безжалостно разрушить ту особую атмосферу их взаимоотношений? Мысли ее смешались. Может, она что-то упустила? Может, могла догадаться раньше? Но как? Ничто до сегодняшнего дня не указывало на то, что у Майкла есть вторая, тайная жизнь. Кто на ее месте оказался бы готовым к такому открытию? Господи, но ведь она же любила его!

— Ну, Стиви, ты же не думала, что у меня больше никого нет, не правда ли? — как бы приглашая ее к ответу, Майкл сделал паузу и, не дождавшись его, продолжал: — Не будь такой наивной. Это вовсе не значит, что между нами все кончено. Позволь, я тебе объясню, — со скукой в голосе закончил он.

Но Стиви с мокрым от слез лицом уже бежала по коридору к выходу. За спиной слышался издевательский смех. Оказавшись на улице, она с такой скоростью помчалась к машине, будто за ней гнались исчадия ада. Никакие объяснения ей не требовались, она их уже знала. На протяжении долгих лет она слышала их от матери, которой так хотелось верить лгавшим ей мужчинам. На этой лжи Кэрол даже начинала строить планы, обещая дочери скорые перемены в их жизни. Однако ложь оставалась ложью. Манящей, красивой, часто убедительной, но всегда — ложью.

На обратном пути Стиви пыталась сбросить оцепенение, твердя себе, что нет смысла травить душу прошлым. Когда Билл остановил машину около ее дома, уже совсем стемнело.