Линда Барлоу - Подарок на память

Эйприл ненавидит Арманда. Она ненавидит и его детей, оставшихся без матери. Но больше всех Эйприл ненавидит Рину, которая уезжает от нее.

Пароход ждет. Он огромный. Он стоит прямо у причала, и черный борт его вздымается ввысь, словно гора. Люди по трапу поднимаются на борт, а потом начинают прощально махать своим родственникам и друзьям, оставшимся на берегу.

— Это совсем ненадолго, — говорит Рина. — Я пришлю за тобой, как только мы поженимся и приведем в порядок все документы. Понимаешь, мы должны получить на тебя визу. А для этого нужно выполнить кое-какие формальности.

Эйприл знает, что Рина лжет. Она знает, что больше никогда не увидит свою мать. Но девочка изо всех сил старается не показать виду, старается поверить словам Рины.

— Пора прощаться, ма шер, — фальшиво беспокоится Арманд. — Мы должны подняться на борт, а то уплывут без нас.

— Сестра будет хорошо о тебе заботиться, пока я не пришлю за тобой. Все будет хорошо…

Рина кивает в сторону суровой грузной монахини из женской школы «Святых сердец» при монастыре, куда определили Эйприл. Но девочка не собирается оставаться в этом вонючем старом монастыре. Она убежит. Она удерет за границу на каком-нибудь пароходе и даже не заглянет к матери, когда приедет в Париж. О нет! Она найдет себе мать получше. Она найдет кого-нибудь, кто бы действительно ее любил. И у нее будет своя семья. Настоящая семья.

— Ну, поцелуй меня. — Рина наклоняется к дочери, и маленькая лисья головка с воротника касается щеки Эйприл. Девочка резко отбрасывает эту ненавистную голову. — Будь умницей, — шепчет Рина. — Я люблю тебя. Мы скоро увидимся.

«Вранье, вранье, вранье! — кричит про себя Эйприл. — Не оставляй меня, мамочка! О, мамочка, пожалуйста, не уезжай!»

Пока Рина и Арманд поднимаются по трапу, сестра-монахиня крепко держит ее безвольную руку. Рина оборачивается в последний раз и весело машет рукой. Хвост рыжей лисы треплет морской ветер.

Громадный пароход поглощает Рину.

За Эйприл так и не прислали, даже тогда, когда Рина и ее новая семья вернулись в Нью-Йорк.

Эйприл не видела свою мать с 1965 года. Брошенная еще ребенком, она изведала немало ужасного, немало того, что с трудом укладывается в голове. Кошмарного и, как говорится, не подлежащего огласке. И виновата в этом была ее мать…

— Ты в порядке? — слегка коснувшись руки Эйприл, с беспокойством спросила Мэгги.

Эйприл кивнула. Под ложечкой у нее сосало, ладони от волнения стали мокрыми. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки, но…

У входа в зал публика несколько оживилась. Эйприл обернулась вместе со всеми и увидела новую, только что вошедшую группу людей. По мере приближения вновь прибывших к сцене музыка играла все громче.

Первым, кого увидела Эйприл, был Арманд. Для своих лет он выглядел неплохо: ладная стройная фигура, среднего роста, более моложавый, чем можно ожидать от семидесятилетнего старца. Седовласый, кожа загорелая и гладкая, не считая легких морщинок вокруг глаз. Его крепкое телосложение подчеркивалось еще и тысячедолларовым костюмом «от кутюр».

За годы, прошедшие с тех пор, как Рина уплыла с Армандом на пароходе, Эйприл узнала о нем все. Французский промышленник из знатной семьи, мотающийся между своими резиденциями в Париже и на Манхэттене. В ту пору, когда Арманд встретил Рину, он изучал политику и дипломатию, пробуя свои силы на посту сотрудника консульского отдела посольства Франции в Вашингтоне. По возвращении в Париж, после свадьбы, Арманд с головой ушел в развитие и расширение промышленных и финансовых предприятий своего семейства, самым крупным из которых были международные морские перевозки с центром в Нью-Йорке.

Кроме Арманда, Эйприл знала как минимум еще двоих из мамашиной команды — мужчину и женщину. Эйприл достаточно внимательно изучила уйму брошюр, издаваемых «Горизонтами власти», чтобы узнать их. Стройная черноволосая женщина — Изабель де Севиньи, одна из двух детей Арманда от первого брака, заботу о которых он поручил Рине. Рядом с Изабель — Чарльз Рипли, личный секретарь Рины, румянощекий молодой блондин с широкой открытой улыбкой, не уступающей своей искренностью и очарованием улыбке самого Мэджика Джонсона. Поднимаясь по ступенькам на сцену, Чарльз едва коснулся руки Изабель.

«Любовники?» — заинтересовалась Эйприл.

Брат Изабель, Кристиан, в представлении не участвовал. Он был официальным наследником Арманда, но ходили слухи, что его отношения с отцом сердечностью никогда не отличались.

Арманд, Изабель и Чарльз стояли на сцепе, взявшись за руки, улыбаясь и кивая публике. Нельзя не отметить, что это трио выглядело исключительно привлекательно — симпатичны, грациозны, прекрасно одеты, с модными прическами. Глядя на них, не приходилось сомневаться: кто-кто, а уж они-то явно преуспели в поисках «внутренней силы».

Грохот музыки достиг апогея. Из скрытой двери слева от сцены появилась главная звезда шоу. В сопровождении высокой, великолепно сложенной девушки на подиум поднялась элегантная блондинка, которую со своего места Эйприл не сразу узнала.

— Это она. — Эйприл поразилась бесстрастности собственного голоса. — Эффектное появление, а?

— Что? Кто?

— «Сабрина де Севиньи, мастер доверительных отношений, вдохновенный оратор и автор бестселлеров, трижды отмеченный «Нью-Йорк таймс», — вслух прочла Эйприл аннотацию на обложке брошюры, врученной ей при входе в зал. — Недурно сохранилась, правда? И через тридцать лет можно поверить, что эта женщина привлекала самого Джона Кеннеди.

— Господи, Эйприл! Так Рина де Севиньи — твоя мать?

Он ловко прошел сквозь толпу и, не привлекая всеобщего внимания, отыскал себе местечко сзади. Попасть в здание конференц-центра было нетрудно. Как и планировалось, его заранее зарегистрировали под именем Джеральда Морроу, мелкого книготорговца из Индианаполиса. Необходимые взносы, опять-таки как планировалось, за него уже оплатили, оставалось только расписаться. Охрана была никакая. Никто никого не обыскивал. А стало быть, его пистолет, полуавтоматический кольт «Вудсмен» двадцать второго калибра, остался незамеченным.

Восемь патронов в обойме и еще одна обойма в кармане. Больше вряд ли понадобится. Относительно бесшумный, мощный, хорошо пристрелянный, простой в обращении. В момент выстрела его можно будет спрятать в сложенной газете. Местная охрана даже и глазом не успеет моргнуть.

Кучка любителей. Работенка — проще простого. Никто ни о чем не спрашивал. А Морроу любил, когда его спрашивали. При выполнении подобных заданий он любил блеснуть всеми своими способностями, и умственными, и физическими, блеснуть своим профессионализмом.

Прежде чем прийти на презентацию «Горизонтов власти», Морроу побродил по залам центра, собирая рекламные материалы, мило улыбался, кивая направо и налево. Убивал время, прежде чем убить.