Ольга Егорова - О чем расскажет дождь

Не думать, не вспоминать, не лить слезы, а просто жить — вставать по утрам, ходить на работу, убираться в своей маленькой квартире, читать книги, разговаривать с родителями по телефону. В общем, не расслабляться и не обременять себя мыслями о том, что живешь, как механическая кукла со спрятанной внутри батарейкой, не задумываясь ни о дне завтрашнем, ни о дне вчерашнем. Просто жить… Она и представить себе раньше не могла, насколько это трудно! И все же ей это удавалось. С переменным успехом она изо дня в день боролась со своим прошлым, с воспоминаниями, заставляла себя быть сильной, искренне завидуя порой героиням бразильских мыльных опер, которые так часто и так легко теряли память. Вот бы и ей — потерять! Тогда не пришлось бы ни с чем бороться…

Только ради чего она боролась? Неужели только ради того, чтобы в один прекрасный день сесть вот так на краешек табуретки и безропотно сдаться, расписавшись под приговором неудавшейся жизни?

Она вдруг почувствовала, как трудно стало дышать. Крошечное пространство, ограниченное стеклянными витринами, казалось, сужается у нее на глазах.

— Наташа, — позвала она, поднимаясь с табуретки. — Я пойду пройдусь по улице. Что-то голова закружилась.

— Иди, конечно, — сразу согласилась та, пристально вглядываясь. — Пройдись, успокойся немного. Не стоит так, Алина. Мужики — они ведь все сволочи…

— Да, конечно, — согласилась Алина, почти не вдумываясь в смысл услышанных слов.

Только потом, на улице, сквозь шум проезжающих машин она услышала эти слова снова: «Мужики — они ведь все сволочи». И подумала: нет, не все. По крайней мере Макса она никогда сволочью не считала. Даже в самые горькие минуты жизни. Он был просто очень слабым человеком, из редкой в наше время породы романтиков. Родился не в свое время, вот и все. Он-то как раз ни в чем не виноват…

…Они познакомились совершенно случайно. Благодаря невинному стечению обстоятельств: сломавшемуся лифту и лопнувшей батарее центрального отопления.

Неизвестно, что произошло сначала: сломался лифт или лопнула батарея. Утром, когда Алина уходила в институт, и то и другое было в полном порядке. После занятий ей пришлось подниматься на восьмой этаж пешком. Она тогда рассердилась ужасно на сломавшийся лифт, потому что по дороге из института зашла в книжный магазин и купила семитомник Достоевского. Поклажа ее весила, наверное, побольше десяти килограммов, если учесть учебники и тетради. Вздохнув, она медленно поплелась по ступенькам вверх, то и дело перекладывая сумку из одной руки в другую, останавливаясь почти на каждом этаже и поглядывая на кнопку лифта, которая все продолжала гореть красным светом. Наконец дойдя до восьмого, вздохнула облегченно, достала ключи из кармана, открыла дверь — и ахнула.

Она даже не поняла сначала, что случилось: квартира была наполнена паром, стелющимся по полу, как утренний туман над озером. Шагнула — и обнаружила огромную лужу под ногами и тут только поняла, что туман — это всего лишь пар, а озеро — никакое не озеро, а просто вода, горячая вода, которая успела уже заполнить все пространство ее небольшой квартиры.

Она растерянно оглянулась вокруг, не понимая, что ей нужно делать. В этот момент в дверь позвонили. Она открыла и увидела разъяренную физиономию соседки тети Шуры, которая махала руками и что-то кричала. Алина, не дослушав ее, бросилась на кухню, едва не поскользнувшись на повороте. Опустилась на колени и, сделав титаническое усилие, повернула-таки кран, перекрыв доступ воды в батарею. Тонкая струйка тут же превратилась в поток поспешно стекающих друг за другом капель, а потом и вовсе испарилась, смирившись с неизбежным.

Но от этого легче не стало. Снова оглянувшись вокруг, Алина поняла, что нужно срочно начинать вычерпывать воду.

Потом она даже не смогла вспомнить, сколько времени все это продолжалось. Она просто потеряла счет времени, сгребая воду совком в ведро, выливая бесконечное количество этих ведер и снова их заполняя. Вода все не кончалась; казалось, она не кончится никогда. С брызгами воды на щеках перемешались слезы, которые выступили на глазах от чувства собственной беспомощности.

— Черт! — то и дело повторяла Алина. — Черт возьми!

В этот момент в дверь снова позвонили.

«О Господи, — подумала она, сглатывая подступивший к горлу комок. — Ну что же это!» Открыла дверь не глядя: сомневаться в том, что это снова пришли ругаться какие-нибудь соседи снизу, не приходилось. Просто открыла дверь и снова склонилась над ведром. И вдруг услышала у себя за спиной:

— Извините, девушка…

Оглянувшись, увидела его.

Он был в длинном темно-сером пальто в тонкую полоску и с кожаной папкой в руках. Высокий, тщательно причесанный, тщательно выбритый. Респектабельный. От него пахло одеколоном. Но в серых глазах его она как-то сразу разглядела что-то такое, что никак не вязалось с этим обликом равнодушного денди. Какая-то мягкость, незащищенность, которую невозможно скрыть. Как будто он и его одежда существовали отдельно друг от друга.

Она все смотрела на него, снизу вверх, сидя на корточках, чувствуя, что почему-то не может оторвать взгляда. Так и смотрела бы, наверное, если бы его вопрос не заставил ее снова подумать о насущном.

— У вас что-то случилось?

В его вопросе было лишь дружеское участие, ни капли насмешки. Алина вдруг увидела себя со стороны: мокрая, взъерошенная, заплаканная, с растекшейся по щекам тушью и голыми острыми коленками, жалко торчащими из-под наспех задранных джинсов. «Провалиться бы сквозь землю», — мелькнула мысль, за которую она тут же на себя разозлилась. Кто он такой, собственно говоря?

— Случилось, как видите. У меня батарею прорвало, — ответила грубовато, отвела взгляд и принялась с остервенением отжимать тряпку покрасневшими и распухшими пальцами.

Он внезапно шагнул через порог. Без приглашения. Наступил начищенными ботинками прямо в лужу, по-хозяйски захлопнул дверь. Алина снова застыла, ошарашенная его действиями.

— А вы…

Она хотела поинтересоваться, кто он такой, откуда он вообще взялся и почему…

Но не успела даже сформулировать вопроса.

— Давайте, я вам помогу. У вас есть еще одна тряпка?

— Тряпка? — переспросила Алина, на минуту даже позабыв значение этого слова.

— Ну да, тряпка. Не руками же собирать.

Он расстегнул пуговицы на пальто, небрежно и торопливо повесил его на вешалку, забросил наверх кожаную папку. Не смущаясь, закатал штанины серых отглаженных брюк с идеальными стрелками и снова уставился на нее — вопросительно и требовательно. Она увидела сначала его белые и тонкие, смешные какие-то ноги и только потом поймала взгляд. Совершенно серьезный.

Читать дальше