Imanka - Босиком по лужам

— Не говори ерунды.

— Да я вообще могу помолчать. Ты ведь не знаешь этот мир, а я в теме. Да еще за клевету буржуины проклятые на вилы поднимут. Он во всех интервью долдонит, что наркотики — вред страшный. Не веришь, сделай ему экспертизу. Он чистый.

— Лично проверяла?

— А то, — игриво повела бровями.

— Там «пальчики» его есть. К тому же он оказал сопротивление при задержании. Бойца нашего пнул, искусал.

Я потерла виски — день сурка, ей-богу! Как же выбраться из этого круга? Где тут выход?

— Вы меня извините, Игорь Мамедович, но ваши бойцы налетели как звери дикие, напугали всех, а потом удивлялись, чего им сопротивление оказывали. И потом! Меня как об стену приложили! За что спрашивается? Смотри какая тут рана? — я в запале вскочила и показала ему поясницу с ссадиной. — Я же теперь все лето в закрытой одежде ходить буду. А на кой, тебя спрашивают, я пирсинг делала? Чтобы его под рубашками прятать? И обыскивать меня должны были люди моего пола, а не ваши архаровцы лапать. И в присутствии понятых. Игорь Мамедович, давайте мы решим вопрос миром. Ну все же в вашей власти. Честное слово, хотите славы, оно у вас будет. Но нужна ли вам будет та слава? — Еще раз пригляделась к мутной жидкости в чашке. Пить или не пить? — Подумайте, даже если вы докажите, что наркота мальчишки, сколько проблем вы огребет! И это полностью сфабрикованное дело мало того, что пошло развалится, так вы еще себя на весь честной мир ославите. Не портите себе жизнь, а…

Игорь что-то ответил, но я не услышала. Неожиданно, в глазах потемнело, а в ушах загудело. В солнечном сплетении кто-то собрал всю энергию и с силой дернул на себя. Меня обдало такой волной страха, что я чуть не упала со стула. И этот жуткий страх прошел сквозь меня, разрушая сознание, причиняя телу невыносимую боль, словно этот отвратительный кто-то окатил меня кипятком.

Игорь закричал и грязно выматерился.

Билл — ясно щелкнуло в голове.

Капитан рванул к тумбочке и достал полотенце. Принялся вытирать мои ноги. Я все видела и не видела одновременно. И я не понимала, отчего так больно. Потом перевела взгляд на чашку. В руках была только половинка.

— Игорь! — заорала я. — Прикажи его привести! Немедленно! — И испугалась собственного голоса. Он был черным, вязким, тягучим, как смола.

Игорь Мамедович шарахнулся в сторону и нерешительно подошел к телефону. Не знаю, что он увидел в моем взгляде, и, слава всем богам, никогда не узнаю, но он набрал короткий номер.

— Опанович? Это Разгуляев. Там парень... немец... Давай его сюда со всеми документами. Что? — уши Игоря дернулись, рот сжался, между бровей складка возникла и разгладилась. — Что?! Я сказал, давай его сюда! Немедленно! Я тебя самого сейчас! Ты мне международный конфликт хочешь?

— Он не говорит по-русски, — истерично взвизгнула я, подлетая к мужчине. — Он не пойдет!!! Игорь, пожалуйста!!! Сделай же что-нибудь!!!

— Зайди! — приказал капитан и повесил трубку.

У меня задрожали руки, а в ногах появилась слабость. Я рухнула на его стул и закрыла лицо, пытаясь спрятать слезы.

— Машка, ты чего? Машка, перестань, — он хлопал меня по спине. — Ну попугали немного парня. И ему экстрим и нам развлечение.

— Игорь, он после концерта, он весь на нерве, на пределе, он выкладывается так, что нашим и не снилось, а ты на него своих бультерьеров натравил? Попугать решил? Он же...

— Впредь наука будет, — по-отечески отозвался Разгуляев.

Опанович оказался мужчиной весьма внушительных размеров и неопределенного возраста. Говорил он медленно, двигался еще медленнее, как мясник перед новой партией мяса, ибо скотину уже забили, и никуда оно не убежит.

— Мамед, че там? — пробасил он, вальяжно входя в начальственный кабинет.

— За девчонку головой отвечаешь. — Игорь толкнул меня навстречу лейтенанту. — Она его переводчик. Пойдет с тобой. Немца этого мне сюда приведи.

Опанович неспешно поплыл по коридору. Сказать, что я нервничала, значит, ничего не сказать. Меня так на госэкзаменах в институте не трясло, как колотило сейчас. И больше всего пугало то, что шли мы не туда, откуда привели меня!

Волна страха накрыла вновь. Я задохнулась. Это был словно удар в живот. Сильный. Короткий. Лишающий возможности двигаться и дышать. Я вцепилась в руку проводника и глухо застонала.

— Да ты чего так нервничаешь? Ничего с твоим фрицем не случится.

— Пожалуйста, — провыла я. — Быстрее, мать вашу!

Наконец-то он соизволил остановиться у камеры. И это была вовсе не та камера, в которой я оставила Билла!

Я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание от кошмарного страха. Опанович неторопливо распахнул дверь, как я поняла, в обход всех инструкций и правил. И я, вынырнув из-за его спины, узрела страшную картину: в левом углу около нар какая-то свалка тел, орущая и матерящаяся. Мгновение, и до меня дошло, что происходит. Я забыла про Опановича, забыла про безопасность, забыла про все на свете. Оттолкнув мента, словно выпущенное ядро, влетела в кучу с каким-то звериным рыком. Разбила ее. Билл метнулся к стене, судорожно вцепившись в приспущенные джинсы. Глаза красные, взгляд затравленный, лицо белое, губы дрожат. Между мной и им встала какая-то фигура. Это он зря. Я в такие моменты за себя вообще не отвечаю, да и постоянные путешествия по чужим странам научили реагировать быстро, не думая, не размышляя. Этому приему меня научил отец. Он называл его «датским поцелуем»: левый кулак в нос, правый локоть в солнечное сплетение и отлакировать сильным ударом в пах. Если противник не ожидает нападения, то срабатывает в десяти случаях из десяти. Этот не ожидал нападения. Рухнул к моим ногам, захрипел. Сзади кто-то дернул за волосы. Я со всей дури вонзила металлическую шпильку в босую ступню нападающего, протыкая плоть, ломая каблук. Не удержалась на ногах, отлетела в угол к Биллу.

От страха я крепко обняла его и осыпала лицо короткими поцелуями, бормоча:

— Прости, прости, прости! Я не имела права оставлять тебя одного! Я больше тебя не оставлю. Слышишь, я всегда буду рядом с тобой. Прости! Я больше не дам тебя в обиду. Все хорошо. Все закончилось. Прости…

В камеру, как просыпавшийся горох, вбежали менты. Много ментов.

Билл уткнулся носом в мою шею и всхлипнул, сжал так, что грудной клетке стало больно.

— Прости.

— Я думал, ты меня бросила.

— Нет, я пыталась нас отсюда вытащить.

— Я звал тебя.

— Я услышала.

Опанович протянул руку, помогая нам подняться. Билл вернул джинсы на бедра. Но без ремня они норовили свалиться. Пришлось придерживать их рукой. Я озлобленной волчицей глянула на уголовников. Один из них усмехнулся:

— Какого петушка забирают.

Он стоял в метре от меня.

Надо сделать всего шаг.