Imanka - Босиком по лужам

— А я тут Марии царапины йодом мажу, — неуверенно пискнул Том снизу, демонстрируя ватную палочку и измазанные руки. Лучше бы молчал.

— Я вижу, — сдавленным голосом отозвался младший Каулитц, переводя на меня такой взгляд, что я отступила назад, совершенно позабыв про брюки. — Это что?

Он протягивал удостоверение, на котором хорошо выделялось слово PRESS. Я растерянно молчала. Еще никогда мне не было так стыдно за свою профессию, как в этот раз.

— Это что? — каждое слово ножом по стеклу.

Том взял удостоверение журналиста, присвистнул. Взгляд стал циничным.

— Тебя не учили, что по сумкам лазить непорядочно? — холодно спросила я, застегивая брюки и утопая в футболке Тома.

— Учили. А еще меня учили не врать.

— Я тебе не врала. Просто умолчала о том, что работаю журналистом. Ты весь вечер мне твердил, как ненавидишь нас. Подумай сам, могла ли я сказать, кем работаю на самом деле.

За спиной Билла показались Георг и Густав. Вся компания в сборе. Ну держись, дорогуша! Сейчас мальчик будет тебя опускать перед друзьями, хвост пушить, показывать свой суперавторитет. Не поддавайся на его уловки, не веди себя как дура.

— Могла. Я бы был осторожен и не наговорил бы тебе всего того, что ты узнала о нас. — Подумал и добавил: — Обо мне.

— Да, попадалово, — скривился Том. — Йост этого не переживет.

— Я обещала тебе, что все останется между нами. Я держу слово.

— Вы, продажные твари, вам бы только тиражи поднимать! — зашипел он.

— Билл, выбирай выражения! — рыкнула я.

— Тебе было все равно как, лишь бы получить информацию? Ведь так? Любым способом. Любым!

Я молча сверлила его глазами.

— Ты ее получила! Беги давай, рассказывай всем! Ну же! Надеюсь, твои папарацци отсняли хорошую фотосессию? Мне можно спуститься вниз за газетами? Пикантных снимков сделано достаточно? Или повторим?

— Билл, пикантных…

— Заткнись! Ты обманула меня! Вот уж точно: все журналисты принадлежат к касте неприкосновенных. Мараться об вас никто не хочет.

— Я не буду с тобой разговаривать. Пока ты в таком состоянии, ты не услышишь меня, — спокойно отрезала я.

— Ты вообще больше не будешь со мной разговаривать!

Он стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела и горячее возбужденное дыхание.

— Я доверился тебе, а ты предала меня!

— Я не предавала тебя, — очень твердо ответила я. — Даже в мыслях не держала, что то, что ты мне рассказал, может быть предано огласке. И, между прочим, эта херня, — кивок на удостоверение, — сегодня спасла твою задницу!

— Н-да? А я думал, что ее спас твой пухлый рот, — пошло улыбаясь, огрызнулся Билл. — Вы все проститутки, среди вас нет нормальных людей! Журнашлюшки!

Я вздрогнула, как от сильнейшего удара, отказываясь верить собственным ушам. Дыхание перехватило, словно неожиданно из легких изъяли весь кислород. В глазах появился туман. Я зажмурилась в какой-то нелепой надежде, что сейчас открою глаза и никого и ничего не будет. Я ошиблась. Нехорошая тяжесть ползла из груди в ноги, черная, ледяная, непосильная… Во мне заклокотала кошмарная обида, захотелось заорать на весь мир от причиненной боли.

— Да, ты прав. Два часа я отлично работала своим ртом, чтобы вытащить твою задницу из передряги и замять скандал, — очень тихо, чтобы слышал только он (и, увы, стоящий рядом Том). — В одном ты ошибся — я не «все», и никогда «всеми» не была.

Билл опустил глаза, смутился.

— О чем ты? — удивился Том.

Я не ответила, забрала у Кау-старшего удостоверение и спокойно вышла из номера.

И только когда за спиной закрылась дверь, меня затрясло. Я заметалась по коридору под удивленные взгляды охранников, едва сдерживая слезы. Господи, куда же скрыться от них всех? Ублюдки! Стоят и пялятся!

Георг уже привычным захватом сзади за шею затолкнул меня к себе в номер. Я слабо вырывалась, но парню это мало мешало. Густав схватил за плечи и тряхнул:

— Успокойся! Посмотри на меня! В глаза смотри! Успокойся. Всё. Успокойся.

— Дурдом! — возмущался Георг, меряя номер широкими шагами. — Какой-то дурдом! Все как с цепи сорвались! Охранники орут, Билл орет, все орут! Что вообще происходит? Вирус бешенства летает по отелю?

— Погоди, я закажу тебе чай, — не отпуская моих трясущихся плеч, тихо сказал Густав, глядя прямо в глаза.

— Черт! Да она сейчас упадет!

Георг подскочил очень вовремя. Ноги отказались слушаться. Подкосились. Я едва не свалилась. Парень подхватил меня на руки и отнес на кровать.

— Полежи немного. Сейчас чай принесут. Густав закажет чай с мятой. Ты ведь пьешь чай с мятой? Полежи… Это нервы, это пройдет… — зачем-то укрыл покрывалом.

Я сжалась на постели, подтянув ноги к болящему животу. Плакать расхотелось. Ободранная кожа на спине и плечах горела. Голова шумела, и было не понятно почему — то ли от усталости и недосыпа, то ли от того, что меня оттаскали за волосы, то ли от того, что меня оскорбили и унизили перед всем честным людом. Тихие голоса ребят сливались в один мерный гул, обволакивали, погружали в сон. Я медленно уплывала из действительности. И было не важно, что мы только что поругались с Биллом, не важно, что он наговорил мне гадостей ни за что, не важно, что между нами что-то вообще было, возникло какое-то понимание с полуслова, полу-взгляда… Все не важно… Сознание устало, оно выработало свой ресурс, тело отключалось самостоятельно. В голове заела строчка из песни: «А у любви моей сели батарейки. Оу-о, сели батарейки…» Мои батарейки садились самым наглым образом… Я проваливалась в черную дыру небытия… Перед глазами стояло счастливое лицо Билла… Во рту чувствовался его вкус… Низ живота беспардонно наливалось теплом… Он смеялся. Ему было хорошо. А я смеялась в ответ от того, что мне тоже было хорошо, потому что ему сейчас хорошо… Мягкие волосы… Губы… Руки… Вкус… Запах… «Холодный ветер в лицо… Все те же чашки-ложки… А у любви моей сели батарейки…»

— Фрау Ефимова.

Резкий голос выдернул меня из полу-сна, заставил подпрыгнуть и принять сидячее положение. Я перепугано смотрела на мужика в форме, с трудом осознавая, где нахожусь и кто передо мной стоит.

— Фрау Ефимова, — повторил Саки и протянул какую-то черную вещицу, на которой лежала серебряная цацка — череп на массивной цепочке. Потрясающе красивый! — Билл просил передать.

Если бы фрау Ефимова дружила с головой, то непременно бы повесилась на шею Саки, облобызала бы его, и с воплем: «Это фантастика!!!», нацепила на себя предложенную шелковую водолазку и изумительный череп. Тем более, что эта водолазка идеально подходила к ее черным шелковым брюкам. У Билли оказался не самый гадкий вкус на свете, я бы шикарнейшим образом смотрелась в этой милой вещичке. Но с головой фрау Ефимова в такие моменты дружила редко, да и день выдался явно неудачный, сплошные нервные расстройства. Поэтому вместо радостных воплей, она улыбнулась своей самой холодной улыбкой и нарочито любезно произнесла: