Агнесс Росси - Юбка с разрезом

Временами меня охватывала тревога, потому что тайно встречаюсь с мужчиной. Я знала, что буду чувствовать себя виновной, уже начинала чувствовать себя виновной. Я потеряла девственность до замужества. Как это отразится на моем будущем? Я никогда не думала, что моя судьба будет обычная, такой, как у всех. Моя сестра Маржи продолжала встречаться с мальчиками из колледжа. Она имела их именные браслеты, приносила домой с прогулок чучела животных или вертушку, приделанную к палке, все, что они выигрывали для нее. Такая жизнь была не по мне.

Время от времени я встречала в отеле тридцати-сорокалетних женщин, которые проводили отпуск одни. Они расплачивались своими собственными деньгами, сидели в одиночестве на пляже. Мне нравились такие женщины, и я не считала их участь печальной. Я считала, что буду жить так же. Женщины, приезжавшие с мужьями и детьми, напоминали мне мать, несмотря на их модную одежду и маникюр. Они спорили со своими восьмилетними детьми и следили, чтобы мужья не выпили лишнего за обедом.

Боже, как много я думала о Винсенте, когда он уезжал! С каждой новой встречей у меня накапливалось все больше приятных воспоминаний: его профиль, такой красивый в полумраке, его манера завязывать галстук перед зеркалом. Я смаковала эти воспоминания, они помогали мне жить.

В это время Маржи воевала с матерью из-за своего приятеля. Матери он казался слишком взрослым для Маржи. Студент, ему, должно быть, было лет двадцать. Он вел себя странно, приносил Маржи цветы или дешевые маленькие игрушки. Однажды он принес куклу-марионетку и весь вечер не выпускал ее из рук, показывая Маржи, какая она красивая. Даже Маржи растерялась, она нервно хихикала, стараясь не встречаться со мной взглядом. Мать запретила Маржи ходить к этому парню на свидания. Разрешала встречаться только дома. Ну и скандал поднялся! Маржи возмущалась, с матерью вела себя отвратительно. И все это из-за парня с куклой, в то время как я уходила в отель к мужчине прямо из-под носа матери.

Как-то утром мать подняла меня с постели и велела искупать младшего брата. Накануне вечером я пришла от Винсента очень поздно и не решилась пойти в ванную, боялась разбудить мать. А теперь, встав на колени перед ванной, я почувствовала на себе запах Винсента. Оттянула ворот ночной рубашки, закрыла глаза и стала глубоко вдыхать этот запах. Подняв глаза, увидела рядом мать с каменным выражением лица. Я была уверена, что она все поняла и намерена ударить меня. Я с трудом поднялась на ноги. Она швырнула мне в лицо полотенце и сказала: «Заверни ребенка».

Я никогда не следила за месячными — не было необходимости, но вдруг мне показалось, что прошло слишком много времени со дня последних. Я не паниковала, но испытывала тревогу и ожидание. Потом я начала уставать как никогда раньше. Мне с трудом давались обычные дела. Однажды днем я крепко заснула на уроке английского. Я часто испытывала тяжесть во всем теле: если я стояла, хотелось сесть, если я сидела, хотелось лечь, если я лежала, хотелось уснуть.

К тому времени я поняла, что происходит, но не могла заставить признаться в этом самой себе или сказать Винсенту. Когда он в очередной раз был в городе, постель с ним я восприняла как насилие. Я лежала под ним и умоляла, чтобы он поскорее кончил.

Потом остро почувствовала голод, я постоянно хотела есть. На работе просила шеф-повара делать мне сандвичи из оставшейся грудинки. Я обожала жирные и поджаристые. Дома брала еду потихоньку, боялась, мать насторожит мой аппетит. После школы покупала пакет с ирисками и ела одну за другой, пока шла по улице.

Я сказала обо всем Винсенту в следующую встречу, когда мы разделись и легли в постель. Он вскочил. Как я могла забеременеть?! Он был так осторожен, когда предохранялся. Может это не его ребенок? Он так легко уложил меня в постель. Откуда он знает, что я делаю, когда его нет? «Я не могу жениться на тебе, если ты это имеешь в виду, — сказал он, откинув простыню и опуская ноги на пол. — Я уже женат».

В ту же минуту, как он это сказал, я поняла, что напрасно обманывала себя. Я всегда убеждала себя, что жизнь Винсента такая, как он о ней рассказывает: переезды из одного отеля в другой, потом возвращение в маленькую квартирку в северном Джерси, но, несмотря на свою наивность, я чувствовала: жизнь взрослого человека не может быть такой простой. Я продолжала бы встречаться с ним, даже если бы обнаружила, что он лгал. Поэтому на чем я могла настаивать?

Он сказал, что знает женщину, у которой есть врач. Встал и набрал номер телефонистки отеля. Пока он разговаривал, я оделась и присела на край кровати. К тому времени я уже пополнела: лицо, грудь, щиколотки округлились. Я казалась себе вульгарной, низкосортной, жирной.

Аборт сделали в кабинете врача через несколько часов. Винсент вручил ему пачку двадцатидолларовых бумажек, и тот пересчитал их. Он был молодой, с приятными манерами. Он дал мне эфир и держал за руку, пока я не уснула. Когда проснулась, между ног была прокладка, теплая и влажная. От запаха крови меня вырвало в металлический тазик. Врач сразу же велел одеваться, хотя я с трудом могла встать на ноги.

Винсент по дороге домой был нежен и внимателен. Он постоянно касался моего лба, проверяя, нет ли температуры. Я не произнесла ни слова, пока машина не остановилась напротив дома. Я повернулась, посмотрела на него и почувствовала такой сильный прилив ярости, что с трудом сдержалась, чтобы не ударить его. Я хотела отомстить, больно ранить, высказать осуждение, чтобы вызвать в нем стыд и вину.

— У тебя есть дети? — спросила я.

— Трое. Две девочки и мальчик…

Я отвернулась, чтобы не смотреть больше на него.

Наутро я не смогла подняться в школу, сказала матери, что у меня болезненные месячные, и она поверила. Я, должно быть, выглядела очень слабой. Весь день пролежала в постели, охваченная таким унынием, с которым не сравнится никакая прежняя печаль. Что-то у меня отняли? Нет, это я что-то отдала. Не ребенка, точно. Себя! Ту, которой я была. С тех пор я знала, что аборт делала та, которой уже нет. Не важно, что еще произойдет в моей жизни, но я уже остаюсь в прошлом.

У меня тоже было такое, миссис Тайлер.

Мне было двадцать, и я подцепила мужчину намного старше себя. Встретила его в баре и пошла с ним, хотя знала, что он очень бедный. Но он был красив какой-то развратной красотой. Не знаю, может это был старший брат алкоголика Тома Селлека. Он разошелся с третьей женой и жил в квартире высотного дома.

Это была настоящая берлога холостяка. Мы не назначали свиданий, никогда не обедали вместе, ничего в таком роде. Договаривались всегда неопределенно. Встречались в баре, когда он являлся. У него была огромная кровать — королевских размеров матрац, с длинными-предлинными подушками. На кухонном столе — кучи счетов, фотографий его многочисленных детей от трех браков. Эти фотографии были повсюду, даже прикреплены к холодильнику.