Холли Габбер - Новая методика обольщения

— Оладушек, давай не будем портить друг другу вечер. Ну, наболтал он невесть чего… Дурость человеческая беспредельна, как вселенная. Зачем ворошить давно прожитую историю?

Он сделал еще одну попытку взять ее за руку. Его безмятежная ложь переполнила чашу терпения Эшли: она не могла больше сдерживаться.

— Хватит врать! Неужели ты не понимаешь: выслушивать это было оскорбительно! Ты молчал, ты даже не подумал его остановить. Или я должна сделать вид, что ничего не слышала? Я и так слишком долго притворялась глухой и слепой. Она, видите ли, неглупа! Я тоже, не полная дура! Думаешь, я не знаю, с кем ты постоянно договариваешься по телефону? С кем играешь в теннис? С кем ты спишь в очередь со мной? Да я видела твою Тересу в «Амадеусе», куда ты, приволок ее месяц назад! Мы с ней даже побеседовали в сортире! У тебя еще хватило наглости привести ее в этот бар, хотя ты знаешь: я бываю там регулярно. Ты плевать хотел, что мы можем столкнуться! Ах, она бойкая! Ах, она умная! Ах, она классная теннисистка! Черт тебя дери! Я долго терпела, делала вид, что мне ничего не известно. Я не хотела портить наше общение мерзкими склоками. Но обсуждать ее в моем присутствии, как будто я ноль, полное ничтожество, твоя бессловесная наложница! Так унижать меня!

— Эшли, на нас смотрят. Ты бы утихла.

— Нет, это ты заткнись, провинциальный выскочка! Да, я знаю все свои недостатки. Я заурядная, простоватая, не слишком остроумная, я не умею играть в теннис, не наряжаюсь, как новогодняя елка… Но надо иметь хоть каплю совести и не объясняться с Тересой при мне! Мне же больно! Мне очень трудно не вспоминать о ней, когда мы лежим в постели! Я молчала, молчала! Я была смирной, словно ангел! Но сегодня это уже перешло всякие границы! Думаешь, мои чувства заплыли жиром, как и моя задница?

— Нет, я думаю, что ты классная девушка, с классной задницей. И я не хотел причинять тебе боль, честное слово, я был уверен, что ты ни о чем не догадываешься. Ох, нельзя недооценивать женское чутье… Признаю себя виновным по всем пунктам. Хочешь выяснять отношения — пожалуйста. Только давай поскандалим потом и в другом месте — шумно, с наслаждением, не сдерживая эмоций. Разобьем парочку тарелок и сахарницу. Это будет хорошей прелюдией к качественному примиряющему сексу.

— Не пытайся свести все к шутке, ты, распущенный жеребец! Качественный секс — вот единственная, на твой взгляд, стоящая вещь. Ты не тратишь время на ухаживания, не даришь цветы. Считаешь, что тебе можно все и сразу. Мы были знакомы несколько дней, но я и глазом не успела моргнуть, как ты уже полез мне под юбку!

— Но тебе это понравилось, разве нет? Можно подумать, я совратил малолетку… Эшли, ты так красиво меня обвиняешь. Ты просто святая великомученица. Но почему ты не называешь причину своего долготерпения? Ведь все просто. Разве я один получаю удовольствие? Разве я не даю тебе возможность разделить его со мной? Почему бы тебе не вспомнить, что — как выяснилось — только я довожу тебя до наивысшей точки? Мне изменяет память, или однажды ты все же прошептала мне на ушко, что ни с одним мужчиной не испытывала ничего подобного — ни до рождения ребенка, ни после?

Эшли на секунду осеклась, затем ее накрыла новая волна обиды пополам с бешенством.

— У тебя хватает наглости шантажировать меня этим? Да как ты можешь! Я не хомяк из ваших лабораторий, относись ко мне с уважением!

— Именно так я к тебе и отношусь. Угомонись, Эшли, никто никого не шантажирует. И никакая ты не заурядная, — ты просто замечательная. Медовая, умненькая… Заметь, я оценил тебя с первого взгляда, еще тогда, на стоянке. Ты красивее Джерри… как ее… Холлиуэлл, я обожаю проводить с тобой время, не хочу обходиться без тебя. А что касается Тересы… История давняя, не буду вдаваться в детали. Прости за откровенность, но существует ряд объективных причин, по которым я не могу решительно взять и отказаться от этой женщины. Во всяком случае, не мог этой осенью.

У Эшли потемнело в глазах. Какой спокойный цинизм! Он не кается и ничего не обещает. Он обсуждает с ней необходимость второй любовной связи так буднично, словно речь идет о покупке мозольного пластыря! Она набрала в грудь побольше воздуха:

— Тебе не дают покоя лавры прадедушки? Проверяешь, столько ли в тебе пыла и жара, сколько в нем? Дай мне, твой мобильник.

Заметно удивившись такому неожиданному переходу, Кевин все же залез в карман пиджака, вытащил маленькую трубку и протянул Эшли. Его телефон — супермодный, суперплоский, напичканный всевозможными суперсовременными штучками — умел все: разве что кофе не варил. Или все же варил, но не подавал в постель. Эшли не хотела наносить Кевину материальный ущерб.

— А теперь охладись!

Ее преимущество заключалось в неожиданности. Разумеется, Кевин был на порядок сильнее Эшли и, как тренированный спортсмен, обладал исключительным чувством равновесия. Но когда она внезапно, со всей силой толкнула его в грудь, не подозревавший о нападении Кевин пошатнулся, невольно сделал шаг назад, зацепился ногой за низенький бордюрчик фонтана и полетел прямо к латунным кувшинкам, исходящим благодатной влагой.

Глубина тихонько бурлящей в бассейне воды не превышала полутора футов, и опасность утопления Кевину явно не угрожала, поэтому Эшли не стала дожидаться того, что последует дальше. Она мгновенно вспомнила, как обычно поступали разгневанные сказочные великаны с прогневавшими их незадачливыми смельчаками. Ей стало страшно. Положив телефон прямо на пол, она, на ходу вытирая забрызганное лицо, опрометью бросилась к дверям мимо расступающихся посетителей «Сенатора», глядящих на нее с благоговейным ужасом. Оставалось лишь запрыгнуть в первое же такси, дежурившее у входа в ресторан, — и через несколько минут Эшли уже держала путь домой, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза и с трепетом думая о том, какими могут быть последствия ее потрясающе экстремального поступка.

Она появилась дома около восьми: Марк в одиночестве смотрел какой-то боевик в гостиной, его опекунша на кухне читала книгу. Эшли сразу же с благодарностями и извинениями отпустила слегка удивленную девицу восвояси. Едва лишь дверь за соседкой захлопнулась, Марк выключил телевизор и подошел к матери, мрачно стаскивающей с пальцев столь редко надеваемые кольца.

— Почему ты так быстро вернулась?

Эшли пожала плечами и принялась вытягивать из ушей жемчужные серьги. Сама, того не желая, она непрерывно представляла в самых ярких красках сцены, произошедшие в «Сенаторе» после ее бегства. Мокрого Кевина, с проклятиями вылезающего из бассейна. Обступивших его охающих и ахающих приятелей. Мурлыкающе-причитающих приятельниц, пытающихся вытереть обаятельного страдальца носовыми платками…