Эрика Джонг - Как спасти свою жизнь

Спасение. Все ищут спасения. «Кандида» обозначила проблему, но не попыталась ее решить . А кто мог бы ее решить? Другим кажется, что у меня есть все, но меня тяготят собственные проблемы, так чем же я могу помочь Силии Лаффонт? Если бы я собралась писать новую книгу, я назвала бы ее «Как спасти себе жизнь» — что-то вроде учебного пособия в форме романа. Н-да. Смех да и только. Я спасаю кому-то жизнь. Да я свою-то не знаю, как спасти. Вообще-то так Джинни Мортон назвала подаренную мне тетрадь, чтобы я вела в ней дневник. Дневник предполагает надежду на лучшее, но я рассталась с надеждами в прошлом году. Может быть, потому, что получила все, чего я, как мне кажется, добивалась?

В 6.15 заворочался ключ в замке — Беннет. Я продолжала сидеть за столом в гостиной, размышляя над письмами. Впав в мечтательное настроение. Не зная, за что взяться теперь, после столь небрежного ответа Силии Лаффонт. Сорок пять звонков с просьбой, чтобы я поскорее возвращалась (из трехдневной командировки); дюжина счетов, десяток рукописей — каждая в целую книгу — от моих студентов и целая стопка корректуры. Здесь были три романа, написанные моими друзьями, — я должна каждый внимательно прочесть и продумать, как в тактичной форме высказать замечания. Остальная корреспонденция была от людей незнакомых, и с ней можно было повременить. Такое чтение становилось обыденным делом, чем-то вроде мытья посуды. Я мечтала о том дне, когда смогу спокойно уединиться с «Холодным домом» или «Томом Джонсом», чтобы только меня не мучило чувство вины за кучей сваленную у моего стола непрочитанную корректуру. Рукописи, которые стекались ко мне мутным потоком, плохо влияли на мою манеру письма. И может быть, даже на характер. Я чувствовала, что те, кто все это присылают мне, не за того меня принимают. Приписывают мне чужое амплуа.

Вот дневник; в нем — сексуальные впечатления человека, который бросил жену и отправился путешествовать по Калифорнии с двумя достигшими половой зрелости подростками. Вот — трактат о мужском превосходстве, представленный автором как «эпохальное сочинение» и «первый убедительный ответ мужчины на женское движение». А вот — попытка молодой поэтессы сочинить порнографический роман с претензией на художественность. Еще было несколько романов об изменивших своему чувству влюбленных, о сбежавших женах и «еврейских принцессах» — (в «Кандиде» я употребила это выражение с иронией, но все почему-то восприняли его буквально и теперь на каждом шагу норовили швырнуть его мне в лицо).

Все эти писания сопровождались хвалебными отзывами издателей, среди которых были и те, кто старательно избегал встречи со мной, пока я не завоевала известность. Я запомнила их имена. Я, конечно, понимала, что все это в природе вещей, но тем не менее испытывала горечь. Люди, безусловно, должны кому-то отдавать предпочтение. Но и я тоже имею на это право.

Ясно было одно: Силия Лаффонт для меня гораздо важнее, чем вся эта дешевая самореклама. Но чем я могла ей помочь? Ведь ей нужно ни больше ни меньше, чем полное и абсолютное спасение души — но именно в этом нуждалась и я сама.

Открывается дверь, и появляется Беннет. Я сижу, тупо глядя на груду писем. Хотя мы и не виделись три дня, я как-то не горю желанием кинутся ему на шею. Но я усилием воли заставляю себя.

— Привет, родной, — я вхожу в холл и обнимаю его.

Он клюет меня в рот и отстраняется, не в силах полностью отдаться приветствию. Он скучал по мне, но еще не успел просмотреть почту. С ней как раз нужно разбираться именно сейчас! Это столь же важно, как перед половым актом опорожнить кишечник.

Его холодность бесит меня. Обнимаешь его, как манекен.

— Ты не хочешь поцеловать меня по-человечески? — спрашиваю я.

Он покорно возвращается и целует меня — очень слюняво (он всегда так целуется, хотя я знавала человека, который превзошел в этом даже его). Прижимается ко мне бедрами — отработанный жест. Чувствуется, что он знает приемы. «Приемы любви», или «Хорошо темпированный пенис» Беннета Винга. Наши встречи и поцелуи кажутся заранее отрепетированными, даже какими-то затасканными. Как у актеров, которые вот уже восемь лет играют в одной и той же пьесе. Вечный спектакль. Неизменный состав.

— Как прошел день? — спрашиваю я. (Наша беседа сильно смахивает на неудачную пародию на семейную жизнь.)

— Да вроде нормально. Ауэрбах хочет перейти мне дорогу и сманить Си Келсон во взрослое отделение… — Он отправляется просматривать почту, а заодно и прослушать автоответчик: не дай Бог, он пропустит какой-нибудь звонок или не заплатит своему аналитику до десятого числа.

Помрачнев, я удаляюсь к себе в кабинет и сажусь за рукописи. Открываю самую верхнюю — это роман моей приятельницы Дженнифер о детстве в Голливуде. Начинаю читать с предубеждением — а вдруг это опять какой-нибудь бред. Оказывается, ничего. Даже здорово написано! В восторге я бегу в гостиную, где сидит Беннет…

— У Дженнифер отличная книга, — говорю я. — И читается хорошо.

Он выписывает чек своему психоаналитику доктору Герцелю У. Стейнгессеру, дом 1148, 5-я авеню; тот живет в цеховом доме на углу 96-й улицы и 5-й авеню, где могут поселиться лишь те, кто окончил медицинский факультет, ординатуру или в студенческие годы специализировался в психоанализе.

— А про что? — рассеянно спрашивает он.

— Ну, про Голливуд, про ее родителей, про мужа…

— Эдипов комплекс во всей красе…

Это приводит меня в ярость. Когда речь заходит о книге, фильме или пьесе, Беннет не может не ввернуть своих любимых словечек: эдипов, анальный, первородный грех.

— Давай объявим мораторий на слово «эдипов» сроком на 48 часов.

Беннет поворачивается на стуле:

— Почему ты злишься? Ведь мы не виделись три дня!

— Вот именно. А ты даже не потрудился меня поцеловать! — говорю это механически и понимаю, что не права. Он меня поцеловал. Почему же у меня такое стойкое ощущение недоцелованности?

— А как ты назовешь то, что было в холле?

— Думаю, поцелуй, — сменив гнев на милость, отвечаю я и ухожу к себе.

На следующий день мы должны отправиться на писательскую конференцию в… ну, скажем, Пастораль У. Я должна буду целых три дня учить писательскому мастерству, читать рукописи студентов и жить в прекрасном бунгало с видом на озеро. К тому же я получу за это гонорар. Впервые за всю нашу совместную жизнь Беннет согласился поехать со мной. Ему напели, что это будет скорее увеселительная прогулка, нежели скучная повинность. Еще сказали, что бунгало роскошное, а местность обворожительная.

В аэропорт мы выехали утром, но до Пасторали У так и не добрались. В машине выяснилось, что Беннет ехать не хочет. Оказывается, что он все еще злится на меня за Чикаго и решил, что лучше всего выяснить отношения именно по дороге в аэропорт.