Белва Плейн - Карусель

Оливер кивнул, глаза его излучали терпимость, мудрость, сочувствие.

— Она слишком много смотрит телевизор, Салли. Дело в этом. Все эти отвратительные вещи оказывают на детский разум гораздо более сильное впечатление, чем мы думаем. Я удивлен, что вы разрешаете ей смотреть такие фильмы.

— Мы не разрешаем, и она не смотрит, ты слышишь меня? Она показала мне, что ты делал. В своей невинности, своем неведении — показала мне. Но она знала, что это было плохо. «Я плохая девочка», — говорила она, потому что так сказал ей ты, и… и ты подарил ей эту проклятую карусель, чтобы она молчала. «Это секрет» — вот ее слова. А если она проговорится, ты заберешь карусель. — Теперь голос Салли стал слабым от внезапно охватившего ее изнеможения. — Ублюдок! Мерзкий старик!

— Это самые неприятные слова, какие я слышал в своей жизни, а я слышал их немало.

Он с негодующим видом выпрямился, являя собой олицетворение значительности. Ощущение невозмутимого превосходства, исходившего от него, сводило Салли с ума.

— Ты услышишь гораздо больше, когда тобой займется Аманда. Ее ты тоже развращал. Она рассказала мне, что ты с ней проделывал.

— А, так тут еще и Аманда! Только вот, знаешь, она немного не в себе. Самую малость. Всегда была.

— Аманда в своем уме, хотя если бы она и сошла с ума, неудивительно. Но ты знаешь, что это неправда, и вот почему ты не имеешь своего мнения по этому делу. О, как благородно ты удалился от дел, чтобы «позволить молодежи взять на себя руководство компанией», — передразнила его Салли, — когда на самом деле ты не смеешь задеть Аманду, не смеешь даже приблизиться к ней. Все эти годы ты жил в постоянном страхе из-за нее.

Оливер стоял, улыбаясь и поигрывая в кармане ключами, и она поняла: он хочет показать, что его нисколько не тронули ее слова, что его это даже забавляет, показать слабость и бессилие Салли.

— Очень жаль, что ты не видишь, насколько ты смешна, — сказал он.

— Ты так думаешь? Ты узнаешь, насколько смешна Аманда. По ночам ты пробирался к ней в комнату… дарил ей подарки, подарил ту же карусель. Пока твоя жена не обнаружила и не отправила девочку в безопасное место. А потом покончила с собой. Люсиль покончила с собой, ведь так, Оливер?

Мышцы его лица напряглись, улыбка погасла.

— В тот день был густой туман, она ехала по дороге, по которой ездила всю жизнь, и свернула прямо в реку. Из-за тебя, Оливер.

Наступило страшное молчание. Когда Оливер заговорил, его поза изменилась. И Салли поняла, что ее последние слова поразили его в самое сердце.

— Не знаю, Салли, чего ты добиваешься своими жестокими обвинениями. Правда не знаю, — сказал он.

— Я хочу, чтобы весь мир узнал, что ты такое. Я хочу разоблачить великого филантропа, исследователя, джентльмена и показать, какой дрянью он на самом деле является!

— Ты же не думаешь, что кто-то поверит твоей лжи? — Тяжелым, пронизывающим взглядом он попытался заставить ее опустить глаза.

Сквозь пелену слез она посмотрела ему прямо в глаза. Он стоял среди своих драгоценных приобретений, которые все эти годы сохранялись им, его репутацией и хорошей работой, а внутри этого кокона совершались тем временем немыслимые преступления…

Она не узнала себя. Этот крик, эти слова принадлежали не ей.

— Ты увидишь! Вонь от тебя поднимется до небес.

— Очень сомневаюсь.

— Погоди, пока заговорит Аманда, а я…

— Сколько угодно. Думаешь, я тебя боюсь? Я буду все отрицать, и конец делу.

— Твой позор…

— …рикошетом ударит по твоей семье.

— Но только не теперь, когда я все расскажу врачу Тины.

— Чепуха! Все знают, что маленького ребенка можно научить говорить что угодно.

— Ну а у врача какой мотив? Она тебя в глаза не видела. Какой мне смысл? Мне никогда ничего не нужно было от тебя. Я думала… я восхищалась тобой, пока сегодня вечером Тина… — На мгновение комната качнулась перед глазами. — Моя девочка. Маленькая моя! — воскликнула она, закрывая лицо руками.

Внезапно Салли поняла, что дошла до предела — морального и физического. И, подняв глаза, спокойно посмотрела на Оливера.

— Гораздо более известные люди, чем ты, бывали разоблачены, Оливер. И у них хватало мужества признаться и раскаяться.

— Совершенно верно. В высшей степени достойное поведение, если есть в чем признаваться.

— Тебе станет легче, если ты это сделаешь. Ты облегчишь себе жизнь.

Он не ответил.

— Ты считаешь себя религиозным человеком?

— Да.

— Тогда позволь спросить тебя: ты поклянешься, что никогда не делал с моей Тиной такого, что не должен был делать?

— Мне нет нужды клясться. Моего слова почтенного гражданина будет достаточно.

— Почтенные граждане приносят клятву в суде.

Он не ответил. Она увидела, что кровь бросилась ему в лицо, и Салли поняла, что Оливер в ужасе. Лоб его покрылся испариной, колени подогнулись.

— Поклянись перед Богом, которому ты молишься каждый день. Ты никогда не пропускаешь воскресной службы. Поклянись, что ты ни разу не приставал к моему ребенку с сексуальными домогательствами. Я принесу из библиотеки Библию. Поклянись!

— Нет!

Он стоял, прислонившись к стене позади стола, распластав по ней ладони, словно поддерживая себя, их с Салли разделял заставленный дорогим антиквариатом стол.

— Ты отказываешься? — сказала она.

— Отказываюсь.

Он пытался взять себя в руки. Она видела, как этот процесс набирает силу в человеке, таком разумном, добродушном и правильном, с которого сорвали маску, обнажили его нутро. Постепенно он снова вернулся на привычную высоту и напал на Салли.

— Что еще ты хочешь, Салли? Я начинаю уставать от происходящего.

— Я сказала. Я хочу разоблачить твою сущность и сделаю это.

— Только попробуй! И ты пожалеешь.

— Не думаю, Оливер.

— Попробуй, и я обвиню Дэна в развратных действиях с собственной дочерью.

На мгновение Салли остолбенела. Безмерность этого немыслимого зла вела к безумию. И все равно она нашла в себе силы сдержаться и не вцепиться Оливеру в глотку. Вместо этого зашарила по столу, чтобы найти и разбить что-нибудь ценное для него. Она бы снесла его дом, если б смогла. Ее сила, как и у него, побежала по жилам, ища выхода. Еще до того как он успел подбежать к столу и помешать ей, Салли вырвала страницу из старинной, переплетенной в кожу книги, смахнула на пол серебряную статуэтку и серебряный кубок с выгравированным на нем его именем и схватила револьвер с отделанной серебром ручкой…

Он выстрелил. От грохота у нее чуть не лопнули барабанные перепонки. Она услышала вскрик Оливера, увидела, как он, шатаясь, попятился и съехал по стене на пол… Она выскочила из комнаты.

Первое, что осознала Салли, когда пришла в себя, была дорога. Каким-то образом она выбралась из дома, хотя не помнила как. Кажется, она слышала стук хлопнувшей за ней двери. Должно быть, она как-то включила мотор, потому что сейчас со всеми предосторожностями вела машину сквозь летящий снег. Она опомнилась уже после того, как миновала поворот, где дорога уходила на Ред-Хилл.