Дженел Тейлор - Все ради любви

— Я знаю, но мне было бы неприятно покинуть город, оставив о себе нехорошую память, а это может случиться, если дело дойдет до нашего скандала с Джанет и неприятной сцены. Я не хочу, чтобы она звонила Гейнсам и навлекала на меня дополнительные неприятности — а она может сделать это в силу подлости характера, особенно если считает, что я повинна в ее разрыве с Клиффом и ужасной сцене в «Пинают Клаб». Она наверняка не считает виноватой себя и вполне может сделать из меня козла отпущения. Дороти с Ричардом придут в восторг, получив назад долю Дэниела. Я действительно собираюсь продать им ее по хорошей рыночной цене. И доходную недвижимость тоже, если они захотят. Если же они будут против, продам кому-нибудь другому. Я не хочу, чтобы у меня оставались какие-либо дела в Огасте после моего отъезда. Но сначала предложу им, как трубку мира.

— И, может быть, они станут лучше к тебе относиться.

— Сомневаюсь, они с самого начала меня не любили, а недобрые чувства обычно не меняются. Но, возможно, улучшатся отношения между ними и девочками: Карен и Эвелин все-таки им внучки, и мне жаль, что мы столько лет конфликтовали. Неприятно, когда в семье так долго живет разлад.

— Это не твоя вина, Рэчел: ты не можешь управлять их чувствами и поступками, так же, как и поступками Джанет. Они должны сами захотеть мира, им, а не тебе следует решить, что пора изменить отношения.

— По крайней мере, я сделала все, чтобы помириться с ними.

— Могу гарантировать, что тебе понравятся мои родители, а ты им; мы все прекрасно поладим. Каждый раз, когда я упоминаю о тебе, они все больше волнуются и ждут не дождутся, когда же, наконец, познакомятся с тобой и когда мы поженимся. Они очень рады за нас.

— Приятно слышать. И мне не терпится познакомиться с ними.

Они побеседовали о событиях и делах, важных для них обоих, потом Квентин сказал:

— Я уладил еще одно неприятное дело: позвонил в вашу газету и Питу Старнсу на телевизионную станцию и рассказал им о проекте новой лиги, о том, почему мы не выбрали Огасту и о поведении Тодда Харди. Они профессионалы и готовы сотрудничать. У меня такое чувство, что с Харди и его журналистскими методами они долго мириться не станут. Мерзавец заткнется, когда его выставят напоказ. В противном случае мой адвокат объяснит редактору журнала, чем чреваты нападки на тебя в печати. Я человек известный, у меня мало возможностей — если они вообще есть — защититься от подобных статей, но тебе все карты в руки. Я сделаю все, чтобы никто не смел тебя беспокоить. Харди послал мне номер журнала экспресс-почтой: он действительно хотел нам напакостить и убедиться, что я знаю обо всем. Мне очень жаль, Рэчел.

— Ты ни в чем не виноват, Квентин. Скоро мы забудем о Тодде, о статье, о Джанет. Надеюсь, они уберутся из нашей жизни и не будут сидеть у нас в печенках.

— Возможно, но могут попасться другие, такие же. — Неудивительно, если какие-нибудь газетенки пронюхают о статье Харди или получат от него копию и перепечатают ее. — Квентин надеялся, что этого не будет. Ему не хотелось дополнительных трудностей — Так, что еще тебе предстоит на этой неделе?

Рэчел поняла, что он переводит беседу на более приятную тему, и с удовольствием рассказала ему о своих планах.

— Завтра художественный совет, в среду утром собрание фонда помощи больным-сердечникам, вечером идем в кино с Бекки и Джен, в четверг утром — бридж, днем обсуждаем проект организации центра для женщин и детей, подвергающихся насилию, в пятницу художественная выставка, в субботу вечером симфонический концерт и обед с Куперами и Бримсфордами.

— На выставку и на концерт ты собираешься с Кейтом Хейвудом?

— Нет, вряд ли. Кейт очень мил, настоящий джентльмен, приятный в компании, но я не хочу, чтобы он или кто-то еще подумал, что мы можем составить пару.

— Имея в виду статьи и намеки, это правильно. (И я не хочу рисковать!) Я раздобыл вещи с автографами для вашего аукциона — их уже отослали тебе.

— Спасибо, они наверняка принесут нам хорошие деньги. Когда ты едешь в Мехико-Сити играть в Американском кубке против Хьюстона?

— В пятницу, чтобы успеть отдохнуть и потренироваться в субботу и воскресенье. Игра состоится в понедельник. Тренировок и интервью у нас будет выше головы, поэтому я смогу позвонить тебе только во вторник, когда вернусь домой. В четверг вечером я дам тебе телефон гостиницы, если вдруг захочешь позвонить.

— Надеюсь, ничего срочного не произойдет. Будь там поаккуратней: смотри, что ешь и пьешь. А то из-за мести Монтесумы можешь в понедельник остаться на скамейке запасных. И смотри, не гуляй с милыми сеньоритами.

Квентин усмехнулся.

— Не волнуйся, я буду вести себя прилично и присматриваться к тому, что собираюсь положить в рот. На уме у меня только ты и футбол. Обещаю быть осторожным, но я должен выложиться и доказать, что меня не следует вычеркивать из списков.

— А я буду смотреть на тебя по телевизору. Почаще прыгай перед камерой. Удачи тебе, Квентин, я знаю, что эта игра очень важна для тебя.

— Только ты можешь понять, что значит для меня футбол. Когда я играл в школе, у меня была семья, занятия, работа на ферме — все это тоже требовало внимания, в колледже — учеба и другие дела за пределами поля. В профессиональном футболе не так, это дело твоей жизни. Когда в 1978 году меня взяли в команду, у меня было единственное стремление стать лучшим, подняться на вершину. С тех пор я ел, пил, спал и дышал футболом. Мои товарищи по команде — словно вторая семья, некоторые стали почти братьями, тренер — вторым отцом. Футбол — главная часть моей жизни. Иногда она становилась самой главной, главнее семьи. Игра — это вызов, награда, волнение. Мне нравится работать на пределе сил и даже за пределами. Когда я слышу, как толпа выкрикивает мое имя, приветствует игроков, когда вижу, как камеры следят за нами, сердце мое поет, энергия переполняет меня. Побеждать в трудных играх, выигрывать первенство и Суперкубок, знать, что мой вклад в игру необходим для победы, чувствовать, как друзья и тренер похлопывают меня по плечу после удачной игры, устанавливать рекорды — это приносит огромное удовлетворение. Трудно описать, что испытываешь, когда тебя уважают — и обожают! — товарищи по команде, соперники, средства массовой информации и тысячи болельщиков.

В его голосе звучала истинная любовь: возможно, прежде он никогда и никому не говорил об этом так серьезно и откровенно. Футбол был для него больше, чем просто работой, и Рэчел не хотелось, чтобы он расстался с ним. Но последний день приближался, пусть не в этому году, так в следующем. Оставалось только надеяться, что она сможет заполнить пустоту в его сердце и жизни, как он заполнил пустоту внутри нее.