Эдуард Зубов - Случайная любовь

– Я смогу вас здесь увидеть вновь? – застенчиво спросил он.

– Если хотите… Пока. – Она повернулась и пошла, перехватив его прощальный, преданный, о многом говорящий взгляд.

«Как хорошо быть девушкой!» – удаляясь, думала она, продолжая нести на себе его взгляд.

«Мне нужно было её проводить», – подумал Сережа, но было уже поздно. Ему теперь ничего не оставалось, как, стоя на берегу реки, смотреть ей вслед. Ее мелькающая среди кустов фигурка становилась все меньше и меньше. «Сейчас она взойдет на бугорок и оглянется», – загадал он. Но нет, она прошла бугорок и не оглянулась. Зато оглянулась, когда подошла к изгороди, остановилась и, неожиданно для него, помахала ручкой.

Сережа подошел к берегу реки и глянул вниз. На него смотрело колеблющееся молодое красивое лицо. «А я ничего», – подумал он, разглядывая широкие плечи, сильные руки, развитую грудь и гибкий стан. И у него возникло то особенное ощущение, когда является неодолимая потребность внешним образом проявить свое внутреннее состояние.

Молодость, жажда жизни, жажда счастья, накопившиеся бьющие через край силы и какие-то смутные желания переполняли его. Они усиливались ввиду окружающего его простора, ввиду синеющей дали, манившей к себе смутной надеждой, радостными порывами. Учащенно билось сердце.

Сережа отошел от берега, разбежался, сильно оттолкнулся о край обрыва и с запрокинутыми ногами, не рассчитав силу толчка и дальность полета, бултыхнулся в воду. Вынырнув на середине реки, он несколько раз вдохнул всей грудью, и быстро саженками даже не глядя куда, как торпеда, разрезая почти без брызг водную гладь, поплыл.

Всю дорогу, пока шел домой, он видел Юлю как в тумане, вспоминая, как улыбнулись ему её блестящие ясные глаза, как смешно дрогнули её губы, как словно между прочим, и в то же время многозначительно она сказала на прощание: «Пока».

А Юля в это время думала, что ей повезло. Когда она ехала в деревню, у нее и в мыслях не было с кем-то здесь встретиться, подружиться. Теперь же она думала иначе: дружба с Сережей скрасит ей каникулы. Увидели бы её подружки, с каким она встретилась юношей, и в очередной бы раз дико позавидовали, друг другу бы говорили: «Опять Юлька подцепила клевого парня! Везет, так везет!»

Перед сном она открыла любовный роман, но не могла сосредоточиться: прочитала всего лишь страничку и стала думать о Сереже. Как потенциальный муж он был для неё не годен, но как друг, с которым можно было бы на период её пребывания в деревне завести легкий, без каких-либо далеко идущих последствий, любовный романчик… Он очаровательный, наивный, неиспорченный, свежий, сильный, послушный, нелепо преданный. К тому же здесь в деревне её никто не знает. Ей нравились его глаза, добрая улыбка, стройная фигура, его ласки вызывали у неё сладостное томление. Одним словом, лучше не придумаешь.

Но, а если их дружба затянется, перейдет в нечто большее, он, конечно же, даст ей понять, что хочет на ней жениться. Позднее, при определенных обстоятельствах, – как знать. Но только не сейчас. Засыпая, в мыслях она уже была рядом с ним и рисковала.

А в это время перед сном Сережа тоже думал о ней, а когда выключил свет и с головой укрылся одеялом, то не смог уснуть. Он пребывал в странном состоянии, поскольку ослепление нашло на него. Эти темные глаза, которые смотрели на него то ласково, то вызывающе, казалось, говорили ему: «Вы мне нравитесь!» И теперь этот взгляд преследовал его. Стройная, изящная, по-своему красивая и жизнерадостная – ему казалось, что она во всем дополняет его. Чего только стоит с такой девочкой под руку пройтись! Где он с ней ни появится, – все будут завидовать ему. И, несмотря на то, что теперь её не было около него, она все ещё до сих пор чувственно возбуждала его. К тому же он инстинктивно чувствовал, что она страстная в любви (а это сейчас, по его убеждению, такая редкость) и в этом он не мог обмануться. Душистая, как молодое сосновое деревце, нагретое солнцем – забыть её он не мог. И в этом не было ничего удивительного. Он уже два года как жил в городе и, карабкаясь по каменистым тропам скучной науки, не поднимал голову от книжек. В нем должна была проявиться природа, а окружавшие его большей частью деревенские девушки – мордастые и крикливые – его не прельщали. Юля, в отличие от них, казалась ему особенной, необыкновенной.

Волнение его было так велико, что он не мог до утра сомкнуть глаз и выпил за ночь трехлитровую банку кваса.

Когда Сережа проснулся и выглянул в окно, солнце стояло уже высоко. Было десять часов. «Проспал, – первым делом мелькнуло у не в голове. – Я должен прийти на реку раньше её». На ходу перекусив, он быстро собрался. Еще не было одиннадцати, а он уже подходил к реке. Не останавливаясь около Мамона, Сережа прошел извилистой тропкой меж кустов и вышел к заветному месту. На небе, как и вчера, не было ни облачка, также серебрилась на солнце река, на другом берегу на мелководье за поворотом важно стояли гуси; вдалеке пастух гнал на водопой стадо коров, которое поднимало с дороги облако пыли.

Сережа пытался найти глазами веселенькую, светлую кокетливую шляпку, но кроме Мамона на реке никого не было. «Может быть, Юля уже загорает, лежа в траве», – подумал он и прошел вдоль берега к тому месту, где они вчера купались, где лежали в траве. Помятая трава уже поднялась, но Юли не было. «Чтобы удобнее было выходить из воды, следует укрепить топкий берег», – вспомнил он. Вчера на это намекнула Юля, и он стал искать дощечку. Дощечки не нашлось, но кто-то метрах в ста от того места, где они купались, видимо еще по весне, откопал в виде ступеней на берегу для рыбной ловли дорожку и положил на нее фанеру. Место было давно заброшено, но фанера пошла в дело.

«А завтра следует прихватить парочку кирпичей», – укрепляя берег, подумал Сережа и снова посмотрел туда, где от деревни вдоль реки вилась тропка. Нет, Юли не было.

«Неужели она не придет! – подумал он. А, впрочем, раз мы не договаривались о времени встречи, то она еще подойдет». И, чтобы скоротать время, он выкупался и пошел к Мамону.

Сережа раздвинул стебли тростника, увидел блестевшую на солнце желто-красную лысину рыбака, подошел и поздоровался.

– А, это ты. А я без курева сижу. Одолжи парочку сигарет, – попросил Мамон, скосив на него подрагивающий глаз.

– Некурящий.

– Это хорошо. Курево, говорят, хуже водки. А я по глупости с армии пристрастился. Чай бы уж на те деньги, что выкурил, машину давно бы купил.