Татьяна Дубровина - Обмануть судьбу

Поезд остановился.

И Ванечка вдруг увидел цветы из разноцветных стекол.

— «Новослободская», — объявил голос.

Да, именно так и называлась их станция!

Ванечка выскочил из вагона, потом поднялся наверх. Увидел знакомые дома, киоски, вывески и обрадовался: «Наконец-то я приехал».

— Ты поняла, как добраться?

— Да поняла, поняла, — Лина нетерпеливо кивнула.

— Повтори, — потребовал Сергей.

Они сидели в шалаше в глухом уголке лесополосы, тянущейся вдоль путей. «Полоса отчуждения» — называют такие участки. Вот тут как раз и место таким, как Сергей. Его тоже «отчуждили» от нормальной жизни.

А всего через несколько улиц стоял теплый мамин домик в разросшемся саду. Собрав все сбережения, они купили его, когда она вышла на пенсию.

— Устала от Москвы, — жаловалась мама. — Шум, пыль… Хочу на природу.

Сергей любил сюда приезжать, особенно летом. Никакая дача не нужна. И Ваньку брал с собой, если случай подворачивался. Этот шалаш они с ним построили для игры в индейцев.

В этом глухом местечке никто им не мешал. Можно было орать во всю мочь и дико скакать, размахивая палками. Сергей лет двадцать с себя сбрасывал, ощущал себя мальчишкой. Визжал, улюлюкал, карабкался на деревья и прыгал вниз, как Тарзан. Видно, в детстве не доиграл — сидел над книжками или конструировал из собранных железок чудо-приборы — новое слово инженерной мысли. Правда, ни один из них так и не заработал.

— Ты скажи, что ты Катина подруга, — наставлял Лину Сергей. — А там смотри по обстановке. Если она еще ничего не знает, не пугай. — Он страдальчески поморщился. — Катя работает, велела Ивана забрать.

— А если знает?

— Скажешь: бабушка приехала за ним. Двоюродная. Тебя привезти попросили.

Вот будет номер, если мать Ваньку не отдаст. Упрется, с ней такое бывает. Рассудит, что мальчику сейчас не место там, где похороны и слезы. Растопырит крылья, как наседка…

— А если она его мне не отдаст? — спросила Лина.

— Если, если… — рассердился Сергей. — Тогда соображай. Убеждай. Я лучше сам пойду.

— Только попробуй! — Лина разъяренно сверкнула глазами. — Ишь, камикадзе выискался!

Она решительно зашагала прочь от него по редкому лесочку. Сергей проводил ее взглядом, отломил ветку, ободрал пожухшие листья и с силой стеганул по кустам. Прутик со свистом рассек воздух.

Вжик-вжик…

Сергей с остервенением размахивал им перед собой, словно боролся с невидимым противником. Он не мог спокойно сидеть на месте. Самое трудное — это ждать. И бездействовать.

Лина сразу узнала маленький домик, стоящий в глубине сада. Сергей хорошо его описал. На всякий случай она посмотрела на жестяной номер, прибитый на заборе, и толкнула калитку.

Не заперто. За окнами никакого движения. Спят там, что ли?

Подошла к двери, пригладила волосы и решительно постучала.

— Здравствуйте, Надежда Егоровна.

Лина постаралась улыбнуться как можно приветливее.

— Вы ко мне?

Пожилая женщина в домашнем платье настороженно смотрела на нее. Она придерживала рукой дверь, не приглашая Лину войти в дом.

— Я… за Ваней, — неуверенно сказала Лина. — Я подруга…

«Кати» — застряло в горле, потому что за спиной Надежды Егоровны появился милиционер.

Женщины секунду смотрели друг на друга, словно выпытывая, что известно каждой из них. Потом лицо матери Сергея пошло красными пятнами.

Знает эта девушка, кого подозревают в гибели Кати?

Она всхлипнула, и слезы потекли по ее щекам. Сколько их она уже выплакала за это время.

— Кто там, Надежда Егоровна?

— Это за Ванюшкой… Подруга…

Вот даже в дом человека не может пригласить. За что такое на старости лет? И как ей сказать про мальчонку? Не уберегла, не уследила…

— Вы уж простите. Виновата я, дура старая. Выпустила его погулять, пока пирожки пекла. Он пирожков просил с повидлом… Калитку не заперла, а он убежал.

Лина растерянно смотрела на нее.

— Убежал?

— Все к маме рвался… Заскучал он у меня, видно.

— Когда?

— Да позавчера еще.

Дело принимало неожиданный оборот. Лина не знала, что делать.

— Вот и Юра за ним приезжал уже. Незадолго перед вами, — продолжала Надежда Егоровна.

— Юрий? — насторожилась Лина.

Час от часу не легче. Вычислил, сволочь, где ему искать ребенка. Одно хорошо — он тоже опоздал. Впрочем, как и они.

— Юра, отчим его. Знаете?

— Знаю, — кивнула Лина. — Что же теперь делать?

— Ума не приложу, — развела руками Надежда Егоровна. — Я уже сообщила… Ищут его. Может, найдут.

Рыжего мальчика в куртке с Микки-Маусом на спине ищет милиция, ищет убийца и ищут они с Сергеем… Кому из них первому улыбнется удача?

«Ищут везде, но не могут найти…» — некстати вспомнились детские стишки.

— Если бы не эти пирожки… — бормотала Сережина мама и вдруг воскликнула: — Подождите, я ведь целую гору напекла. Сейчас заверну.

— Зачем? Не надо.

Но Надежда Егоровна уже метнулась в кухню за этими несчастными пирожками.

Она догнала Лину у самой калитки и сунула в руки битком набитый целлофановый пакет.

— Берите, берите… Вам на поминках пригодятся… — она горько вздохнула. — Положено так.

Всю обратную дорогу до шалаша Лина бежала, прижимая к груди тяжелый пакет.

Сергей, заслышав ее шаги, выглянул из шалаша.

— А где Иван?

— Скорее, Сережа, по дороге объясню.

Он больше ни о чем не спрашивал. Помчался к станции так, что Лина осталась далеко позади.

Сергей обернулся на бегу:

— Брось это барахло! Что ты туда напихала?

— Пи-рож-ки… — задыхаясь, выговорила Лина.

Он подождал ее и взял пакет. Глянул мельком на часы:

— Давай быстрее. Сейчас перерыв у электричек будет.

Юрий Варламов смотрел на дверь.

Старая, крашенная коричневой краской дверь без глазка, с выщербинами. Совсем обычная, если не считать узкого листка бумаги с печатью, закрепленного поверх замка небольшой пломбой.

Это была Катина дверь.

Он отвел глаза, напустил на лицо скорбное озабоченное выражение и позвонил в соседнюю квартиру.

Раздался оглушительный собачий лай, освещенный изнутри глазок потемнел на секунду, и дверь приоткрылась, удерживаемая цепочкой.

Женщина в халате выглянула на площадку, удерживая на поводке огромного мраморного дога.

— Фу, Кристи! Молчать!

Она всмотрелась в стоящего перед ней мужчину и узнала: Катькин ухажер. Лицо ее мгновенно отразило сначала сочувствие, а потом любопытство.

Тамара Васильевна Чупрыкина уже успела оправиться от потрясения, отрыдала положенное, оплакала молоденькую соседку, а теперь, поскольку ее собственная жизнь продолжалась, вновь бурлила энергией.

— Не знаю ничего… не могу вам помочь, — затараторила она. — У нас уже следователь спрашивал. Жалко как! Такое горе.