Данил Гурьянов - Глупая улитка

Никто не разубедит меня. Даже ты. Может произойти все что угодно. Но знай: момент истины сейчас. И даже если расстанемся, помни: пока мое сердце бьется — люблю. Я люблю навсегда. Тебя…

— Вернулся, сволочь?

Элеонора впервые так обозвала меня.

— Объясни, где ты пропадал. Говори. Что молчишь?

Было воскресное утро. Я снимал ботинки, стараясь не смотреть на жену.

— Сначала исчез… Что хочешь, то и думай. Потом мне звонит Вадим и говорит об этом… странном сообщении. О деньгах!.. Я всю ночь просидела около телефона. Отменила съемки. Ты понимаешь, я отменила съемки!!!.. Вадим, тоже не отлучался из дома. Хотя у него были свои планы на вечер…

Я с удовольствием слушал эту информацию, но на лице сохранял выражение убитости. Нужно было произвести впечатление человека, мужественно хранящего трагическую тайну.

— Во что ты влип? Тебя… шантажируют?!

Наконец, пришло время подать голос:

— Сейчас я ничего не могу сказать. Может быть, потом, когда сочту нужным… Знай главное: теперь все в порядке. Нам ничто не угрожает! — я смотрел на нее тепло и грустно. На мгновение она купилась. Я пошел в ванную.

Однако вскоре расспросы возобновились. Был вызван Вадим. Я почувствовал себя непутевым подростком, которого пытаются разгадать заботливые родители.

Но я точно следовал выбранной тактике поведения, и «мама с папой» ничего не добились. Не могли же они применить силу. Уходя, Вадим успокаивающим тоном что-то тихо советовал Элеоноре. Она соглашалась. Атмосфера была такой, будто в доме поселилось скрытое несчастье.

В понедельник я не пошел на работу. Знакомая терапевт выписала липовый больничный. Мне не хотелось видеть Лопатину. Я не знал, как вести себя с ней. Не знал, как она поведет себя со мной.

В ту ночь я доказывал самому себе, что невероятен в сексе. И Лопатина доказывала то же самое, но мне. Волны переживаний занесли нас туда, где не разберешь горизонта…

Я старался, чтобы мы меньше говорили. Не хотелось раскрывать свой внутренний мир. Да и знать правду о ней я тоже опасался. Но избежать женских откровений, наверно, не удавалось еще никому.

Как относиться к исповеди Лопатиной — я не знал. Но одно очевидно: ничего серьезного здесь быть не может.

Элеонора стала нежнее ко мне. Днем я готовил что-нибудь необычное и, когда она приходила с работы, устраивал ей романтический вечер. Наши ночи приятно удивляли. Желания кружили в синхронном плавании и вырывались в произвольную программу. «Нет, это просто медовый месяц какой-то!» — бормотала Элеонора, засыпая.

В воскресенье мы отправились в ресторан. Вдвоем, не вспоминая о Вадиме. Элеонора за последние дни расцвела. И мужчины, и женщины задерживали присмиревшие взгляды на ней. Она улыбалась только мне. Во мне поднималась гордость за себя.

Неделю могла отравить лишь пара телефонных звонков. Я скрыл их. Сначала, когда смотрел Элеонору в прямом эфире, позвонила девушка с волшебно-красивым голосом, которым только Вивьен Ли озвучивать. Говорила с волнением, какой-то болью, я не мог узнать, кому принадлежат знакомые нотки… Оказалось, Лопатиной. Я потерял дар речи. Никогда не замечал…

Она распространялась долго и не по существу, ключевых момента было два: ей плохо и она не может.

— Какие претензии ко мне? — холодно спросил я. Занимаешься своими делами, никого не трогаешь, пребываешь в хорошем настроении, а тебе звонят и погружают в чужой негатив.

— Ты открыл меня. Как ящик Пандоры. Выпустил джинна из бутылки.

— Ну и что?

— Джинн не может летать без дела. Он хочет исполнять желания…

— Отлично. Я хочу, чтобы он стер из твоей памяти мой номер телефона, — трубка полетела на аппарат.

Но мысли не отпускали. Мне же с ней работать…

В другой раз позвонил Вадим. Предлагал обмыть покупку дома. Я соврал, что мы с Элеонорой идем к ее родителям. Вадим не расстроился или не подал виду. Сказал, что мы еще наверстаем упущенное, так как он решил подождать с возвращением в Москву. Дескать, появилось много новых дел.

Окажись рядом джинн, я загадал бы посадить Вадима в лужу. Большому кораблю — большое плавание.

Мой больничный закончился. С неспокойной душой я отправился на работу.

Кабинет был открыт, но Лопатиной там не было.

Неожиданно она выглянула из-под своего стола.

— Я нашла ее! — сказала она, остановившись светящимся взглядом на мне.

— Кого?

— Улитку, — она подошла и показала маленькую желтую раковину на ладони. — Спряталась… Уползает каждую ночь. Чего ей надо? Не понимает, что может пропасть. — Лопатина вернулась к столу и бросила улитку в воду с рыбками. — Нужно завести правило: каждый раз, когда уходим домой, закрывать банку на крышку.

— Мне первому эта улитка попалась, — я с энтузиазмом воспринял нейтральную тему, стал бодро надевать халат. — Однажды на голову с потолка свалилась. Я хотел выкинуть, вдруг, думаю, заколдованная, а потом пожалел ее, оставил. Может, она к нам из другого кабинета приползла?

— Нет, это… моя улитка. Я ее из дома принесла. Давно уже. — Лопатина мимолетно взглянула на меня — на губах виноватая улыбка, в глазах легкое торжество.

— А… — произнес я и сел за свой стол. Размял руки.

Лопатина стала поливать цветы.

Спокойная до нервозности атмосфера…

Я снова почувствовал себя неуютно. Тем более, что непредсказуемая дислоцируется сзади, и я не вижу ее.

— Как же она без воды обходится? — спросил я, чтобы нарушить молчание и не перейти к другой теме разговора. — Что ей движет?..

— Не знаю, — спокойно ответила Лопатина. — Там своя тайна судьбы.

Разговор заглох. Я начал прием. Лопатина была в прекрасном настроении. Стоя у таблицы и указывая на буквы, смотрела на меня, улыбалась. Я отводил взгляд. Но когда рабочий день подходил к концу, настроение у нее резко изменилось. Появились напряжение, нервозность, она поглядывала на меня с выжиданием.

— Мне хотелось бы знать, — внезапно произнесла она, когда мы остались одни. — Что будет дальше в наших отношениях?

Я почувствовал раздражение. Это называется так: «Здравствуйте, мы начинаем».

— Мне кажется, случившееся… укрепит нашу дружбу, — я нервно, ободряюще улыбнулся. И чтобы смягчить добавил: — Я хочу, чтобы мы дружили всю жизнь.

Она сосредоточенно, с трагизмом смотрела на пол. В голове, видимо, сталкивались мысли, происходили крушения.

— Что надо сделать? — внезапно произнесла она собранным тоном.

— Для чего? — насторожился я.

— Чтобы… мы были вместе.

— Ну… Наташа, ты… слишком серьезно все восприняла… Нельзя так смотреть на жизнь… Нужно легче. Легче!..

— Я сделаю все. — Она подняла на меня полный решимости взгляд. Напомнила революционерку из кино. Мне стало смешно, но я не показал виду.