Кристин Гор - Сенатский гламур

Все были поражены. Но у меня было больше прав и меньше поводов для искреннего изумления. Если подумать, то на вопрос, способен ли Аарон на подобное, я ответила бы «да». В конце концов, в душе он игрок. Он поставил на то, что мы с Милой не узнаем друг о друге, он поставил на то, что агенты Уая наймут его даже после того, как он поливал Р.Г. грязью в прессе, и он поставил на то, что сможет «одолжить» чьи-то слова, и никто ничего не узнает. Неудивительно, что он столь же безрассудно рисковал и деньгами. Он искал легких путей и плевать хотел на риск. И даже когда я была влюблена в него, то боялась, что он скрывает от меня какое-то преступление. Один раз я запомнила особенно хорошо — когда была уверена, будто он собирается рассказать мне, что совершил нечто ужасное. На самом деле он сказал, что любит меня. Если подумать, это одно и то же.

Поэтому я не удивилась, что он виновен не только в неверности и политической проституции: жулик — он и в Африке жулик. Но, с другой стороны, странно, что такой честолюбивый тип, как Аарон, повел себя столь опрометчиво. Я знала, что у него грандиозные планы на будущее — или то, что ему прежде везло, убедило его в собственной неуязвимости? Может, он решил, что удача его безгранична?

Аарон получил по заслугам, но у меня проклюнулось легкое чувство вины — словно, ненавидя Аарона и желая ему зла, я неким образом умудрилась причинить ему страшный вред. Он сам во всем виноват, но странно, что худшие промахи нагнали его одновременно. Возможно, дело в мысленных вуду-практиках? Вдруг я могущественнее, чем думала? Конечно, я по-прежнему его ненавидела, но при этом жалела. Интересно, его ждет тюрьма? Или всего лишь позорный столб?

В последующие дни кампания отчаянно старалась исправить положение. Конечно, потери были велики. Неудивительно, что последние разоблачения принадлежали клевретам Брэнси и Уоллока, ведь их нападки, вполне законные, преследовали корыстную цель. До того, как вскрылся нарыв, мы опережали их на пять пунктов. Теперь же отставали на четыре.

Я не винила Чарли за статью, хотя переживала из-за ее последствий. Интересно, как он ее писал, думал ли обо мне, и вообще, каково это — творить подобный тайфун? Спросить бы у него. Но даже когда мы воссоединились с караваном Уая, стало ясно, что журналистов не найти. Особенно Чарли Лотона. Он определенно прославился.

У Боба больше не было времени просить меня раздеться, поскольку он работал в экстремальном режиме, проводя Уая сквозь дискуссии и оскорбления. Под руководством Боба Уай отмывался от грязи обвинений и объяснял, что произошла ошибка, что он никогда бы сознательно не воспользовался чужими словами. Но люди не хотели выслушивать его оправдания. Их волновало лишь предательство — новый голос, на который они рискнули возложить свои надежды, оказался слишком хорош для настоящего.

Шли дни. Скандал пошел на убыль, наша популярность продолжала падать, мы словно попали в ловушку, из которой нет выхода. Но мы не должны затормозить, не смеем сломаться! У нас просто нет времени! Общая паника и разочарование нарастали. Но я не знала, как с этим бороться.

Я спускалась по лестнице отеля в Сиэтле и наткнулась на Р.Г., который возвращался из тренажерного зала. Пять утра, начало октября, мир сер и уныл. Я мрачно посмотрела на него.

— Что же будет? — печально вопросила я. — Сможем ли мы встать на ноги?

Он решительно посмотрел на меня и твердо произнес:

— Попытаемся.

И он попытался. Когда никто не знал, доверять Уаю или нет, Р.Г. вмешался, чтобы восстановить утраченное доверие. Он бросился в еще более жестокую гонку и раз за разом ясно и убедительно обращался к людям, говоря о кризисе доверия. Он страстно твердил, что единственной ошибкой Уая было нанять человека с сомнительной репутацией. Конечно, нет никакой опасности в речах, восхваляющих добродетели сильной руки и гражданского долга, поскольку именно в это верит Уай. Разумеется, он не отказывается от своих слов о необходимости всеобщего понимания и внимания к интересам друг друга, ведь именно им посвящена его кампания. Единственным его преступлением была попытка заставить американцев создать то будущее, которого они заслуживают. И это, несомненно, делает его потрясающим лидером.

Я слушала Р.Г. и пылко молилась всем своим богам, чтобы люди с ним согласились. И многие, похоже, благосклонно отнеслись к моим молитвам. После того, как Р.Г. вручил свои доводы радиоволнам и новостным каналам, статистика медленно поползла вверх. К середине октября у нас снова была ничья.

В последний месяц дебаты были особенно яростными и переходящими на личности. Глядя, как Брэнси и Уай вцепились друг в друга, я боялась, что многих оттолкнет их тон. Я поймала себя на том, что мне хочется съежиться и отвести глаза — плохой признак. Но Уай, даже язвительный, нравился мне больше. Я слишком пристрастна и не могу судить объективно? Или другие чувствуют то же самое? Прямо из номера в отеле в Миннеаполисе, который делила с соседкой, я провела маленький неформальный опрос.

— Ты права, — настаивала мама. — Политические взгляды Уая прогрессивнее, и он хорошо их подает. Брэнси, конечно, отличается от Пайла, но недостаточно. Людям надоели дурацкие старые идеи.

Какие проницательные и обнадеживающие слова. И немного британские.

— Уай лучше завязывает галстук, — поведала Лиза. — И он такой загорелый!

Ей виднее. Хотя, конечно, я не пренебрегала внешним видом. Тысячи людей принимают решения, исходя из весьма дурацких, на мой взгляд, критериев. Боб сотни раз говорил мне, что одежда важнее ума. Я не верила ему, но все же приятно думать, что на нашей стороне и то, и другое.

— И, разумеется, я согласна с его позициями, — добавила Лиза. — Просто он симпатичнее.

Она права. Когда Уай наклонялся к зрителям, казалось, что от него исходит волна силы и уверенности. Брэнси, напротив, тщательно контролировал себя и осознанно расслаблялся — словно считал жевки, прежде чем проглотить. Так поступала одна моя знакомая в колледже; она пережевывала каждый кусочек ровно двадцать пять раз. Пока она ела, я успевала написать реферат.

— Мне нравится предложение Уая о налоговых льготах для родителей, которые оплачивают детям высшее образование, — сообщила Зельда, когда я поинтересовалась ее мнением. — Похоже, ему действительно не все равно. Знаешь, я бы с удовольствием с ним поболтала. А вот что сказать второму, я не знаю.

Я уважала мнение Зельды во всем, что касалось маркетинга, поэтому ее слова меня обнадежили.

— Я здесь всех собираюсь заставить проголосовать, — заверила она меня. — Продолжай в том же духе. И скажи, если надо будет еще отомстить. Девочкам ужасно понравилось доставать этого придурка Аарона. Это придало нашей работе новый смысл. Так что только свистни — мы готовы.