Дженнифер Холл - Звездное качество

У пруда зазвонил телефон. Сделав глоток джина с тоником, он поднял трубку и услышал на другом конце провода радостный голос Питера Фонтано.

— Харрисон, замечательная новость. Габриэль пришла в сознание!

Трубка выскользнула из пальцев Харрисона, внезапно ставших безжизненными.

Хизер улыбнулась в камеру, подчиняясь ритму Дженет Джексона.

Она позировала уже в четвертый раз с тех пор, как вернулась из Небраска. О ней уже писали в нескольких журналах, а теперь журнал «Пипл» собирался выпустить номер, посвященный звездам девяностых годов. Она не только вошла в этот список, но ее фотографию собирались поместить на обложке, вместе с другими восходящими звездами.

Ее первая обложка! В журнале «Пипл». О ней узнают везде! Хизер была на вершине счастья! Определенно, ее звезда восходила.

— Где ты будешь сниматься еще? — спросил Хизер корреспондент из журнала «Премьера».

Не в пример другим корреспондентам, с которыми она имела дело, он не обращался с ней, как с безмозглой куклой. Его явно интересовало то, что она собиралась сказать. Он чем-то напоминал ей Питера.

— Я пока не знаю. Уже есть несколько предложений, но не могу сказать, на чем остановлюсь.

Хизер подумала о Питере, не замечая обращенной к ней улыбки корреспондента. Как ни странно, но произошла удивительная вещь, они с Питером стали близкими друзьями. Они встречались за ленчем и обедом, ходили за покупками, в кино и иногда на побережье. Они доверяли друг другу свои проблемы и помогали советом. Все повернулось для них совершенно неожиданно, если брать во внимание обстоятельства их знакомства.

Их дружба выросла в Небраске.

Однажды она нашла его сидящим на ступеньках белого дощатого фермерского дома, который использовали на съемках. На день съемки приостановили, и дом стоял опустевший. Оттуда, где сидел Питер, было хорошо видно, как садилось огромное, словно оранжевый шар, солнце.

— Ты не против, если я присоединюсь к тебе? — спросила она, надеясь, что он ей не откажет. Хотя дела у нее шли хорошо и не возникало проблем со съемочной группой и другими кинозвездами, у Хизер не было никого, с кем бы она могла о чем-нибудь поговорить, отвести душу.

Питер удивленно посмотрел на нее.

— Я и не заметил тебя.

— Тебя что-то беспокоит? Сестра, да? Он кивнул.

— Она не выходит у меня из головы. Но меня беспокоит и другое.

— Это имеет какое-нибудь отношение к Дэниэлу Эллис? — рискнула спросить она.

Он в панике посмотрел на нее.

— Это заметно? Уже все знают?

— Успокойся, Питер. Я заметила только то, что вы симпатизируете друг другу.

— Я спал с ним вчера, — заявил Питер, подтверждая этот факт и переводя на нее взгляд.

— Да? — пожала она плечами. — Все, что ты делаешь, — это твое личное дело.

Питер саркастически засмеялся.

— Как бы мне хотелось, чтобы именно так и было. Но до моих интимных отношений каждому есть дело, потому что гомосексуализм считается чем-то неприличным. Ты даже не знаешь, что я чувствую, и не догадываешься, что это такое, когда хочешь быть таким, как все, а на самом деле ты другой, потому что испытываешь другие чувства, которые тебе нужны, но общество считает, что это плохо. И становится трудно оставаться самим собой. Ты учишься идти на компромисс… подстраиваться и скрывать часть себя, скрывать свою тайну.

— И только поэтому ты ведешь двойную жизнь?

— А отчего же еще? Я стесняюсь себя, — печально признался он. Поэтому-то ты и смогла этим воспользоваться.

— Питер, я искренне сожалею о том, что совершила с Джинкси, — заявила она страстно, вспомнив, какое чувствовала тогда унижение. — Я не имела права так с тобой поступать.

— Не извиняйся, как я уже сказал тогда, ты преподнесла мне хороший урок, научила меня не прятаться и заставила принять решение. Я не могу больше вести двойную жизнь.

Хизер с пониманием посмотрела на него.

— Если тебе нужен кто-нибудь, чтобы тебя выслушали, я всегда рядом, в самом деле, — она пожала Питеру руку. Почему она не замечала этого раньше? Была слишком занята собой? В его глазах проглядывало столько боли. Если бы она могла хоть что-нибудь сделать, чтобы как-то уменьшить ее, то сделала бы все, не задумываясь.

— Спасибо, Хизер. Это много значит для меня.

…Фотоаппарат продолжал щелкать, возвращая Хизер в реальную обстановку.

— А теперь покажем прелестную улыбку, — окликнул ее фотограф.

Хизер блеснула очаровательной улыбкой, все еще продолжая думать о Питере.

Случилось невозможное. Габриэль Фонтано пришла в себя и была жива и здорова.

Две недели прекрасного ухода в частной клинике значительно ускорили ее выздоровление. Окруженная несметным количеством цветов, шарами и поздравительными открытками, она купалась в оказываемом ей внимании и стремилась поскорее вернуться к делам.

После того как отключили прибор, поддерживающий дыхание, и медицинские сестры прибежали к ней, она продолжала самостоятельно дышать. А спустя шесть часов ее ресницы задрожали и глаза открылись, словно по мановению волшебной палочки возвращая Габриэль на этот свет.

Доктора не могли найти объяснения случившемуся, хотя все время оставалась надежда, что она может придти в сознание. Возможно, это произошло бы и раньше, если бы отключили прибор. По крайней мере, были и такие предположения. Но Пол так не считал.

Отключение прибора пока что оставалось нераскрытой тайной. Кто-то намеревался убить Габриэль еще раз. Мог ли это быть один и тот же человек, тот, который пытался задушить ее?

На вопросы полиции Габриэль ничего определенного ответить не могла — на нее напали сзади, и она ничего не видела. Но она лгала… Она знала, кто ее душил. По ее просьбе, к ней в клинику никого не пускали, кроме Питера и отца. Она не тратила понапрасну времени, необходимого ей на восстановление сил. Когда Габриэль оставалась одна, она обдумывала свою месть.

Ей нужно было кое с кем свести счеты.

Подняв трубку, она набрала номер. Когда услышала ответ, ее голос стал холодным, резким и при этом не дрожал.

— Я хочу тебя видеть. Сейчас. Нам есть о чем поговорить. Если ты не явишься в течение часа, полиция получит ордер на твой арест за попытку совершить преднамеренное убийство.

Габриэль положила трубку.

Ноздри защекотал восхитительный запах. Питер, обнаженный до пояса, с завязанным на талии полотенцем, на цыпочках вошел на кухню.

— Пахнет чем-то вкусным.

— Блинами, — ответил Дэниэл, — с черникой, прямо со сковородки. Тебе пора запомнить дорогу на кухню.

— Моя любимая комната — твоя спальня. — Питер крепко обнял Дэниэла сзади, прежде чем сесть. Он все еще не верил в свое счастье. Близость с Дэниэлом — самое лучшее из того, что могло у него быть. Никогда в своей жизни он не чувствовал себя таким любимым и желанным, такой полноты чувств. Наконец-то он почувствовал, что кому-то принадлежал.