Андромеда Романо-Лакс - Испанский смычок

— Ты же знаешь, я никогда его не продам.

— Тогда хотя бы начинай играть, — проворчал он.

Со дня нашего прибытия в Марсель Аль-Серрас выступал в богатых домах, надеясь завоевать чье-либо покровительство. Обычно это давалось ему легко. Но его заработки становились все меньше. Накануне вечером он ушел с вечеринки с небольшим белым пакетом, который вручила ему хозяйка дома, графиня. Он думал, что найдет в пакете скромную сумму наличными. Вместо этого там обнаружились остатки ужина. Даже богачи Марселя жили далеко не так хорошо, как прежде.

Мы знали, что Фрай обедает со многими знаменитыми марсельскими беженцами, такими как Ханна Арендт, Марк Шагал и другие; мы знали также, что он поддерживает евреев и известных гомосексуалистов, так называемых «дегенеративных» художников. Аль-Серрас убедил меня навестить Фрая за городом, где тот вместе с партнерами арендовал виллу XIX века, превратив ее в гостиницу для избранных возмутителей спокойствия.

Настал сентябрь, и мы отправились на виллу «Эр-Бэль». Нас впустили и провели мимо запущенного сада через обширный двор. Какой-то человек сидел у мольберта, а несколько других, раскинувшись в складных пляжных креслах, читали газеты. Позднее мы узнали, что мальчишкой Фрай с удовольствием посещал сиротский приют в Бэт-Бич, в те поры район сельского Бруклина, которым управлял его дед. Старинный замок с восемнадцатью спальнями, выходившими окнами на Средиземное море, чем-то напоминал ему сиротский приют его детства, населенный непокорными озорниками. Правда, здесь обитали не сироты, а просто творческие личности, которые частенько вели себя как неразумные дети.

Мы поприветствовали людей во дворе и проследовали в дом. Секретарь Фрая проводил нас в отделанный деревом кабинет и предложил сигареты и нарезанную грушу. Мы ждали, угощаясь фруктами и нервно попыхивая сигаретами. Наконец вошел Фрай, пожал нам руки и уселся за узкий стол. Внешне он походил на бухгалтера или педантичного воспитателя: в круглых очках в черепаховой оправе, в застегнутом на все пуговицы костюме в тонкую полоску. Мы слышали, что он владеет несколькими языками и мгновенно схватывает все, что касается людей, денег и оценки рисков. Говоря, он смотрел в сторону, слушая нас, без конца открывал и закрывал неглубокие ящики стола, манипулируя конвертами, марками или франками. Поначалу я принял эту его манеру за волнение и даже подумал, что он благоговеет передо мной или моим спутником, а то и перед нами обоими. Но его нервозность никак не была связана с нами. Просто его неуемная энергия постоянно искала выхода, а мозг ни на минуту не переставал анализировать информацию о списках имен, адресах отелей, обменных курсах и назначенных встречах.

Мы поделились с ним своими проблемами. Он сложил пальцы домиком и, обращаясь ко мне, произнес:

— Хотелось бы мне похвастать, что я торгую микрофильмами и секретными капсулами, но на самом деле я в основном имею дело со старомодными бумагами. С визами. Ваша известность, репутация в Испании и активность, связанная с рассылкой писем, не позволит вам проскочить мимо чиновников, решающих вопросы эмиграции. У нас есть для вас срочная въездная виза. Сложнее получить выездную визу из Франции, хотя ее можно подделать. Но, поскольку пересекать франкистскую Испанию для вас слишком рискованно, проще просто вывезти вас на судне из Марселя.

— Вывезти куда? — спросил я.

— В Америку, конечно.

Он замолчал и стал изучать листок бумаги на столе перед ним.

— Что касается вас… — Он споткнулся, пытаясь произнести имя Аль-Серраса, — то вас в списке нет. Более того… — Он снова замолчал.

В кабинет без стука вошла молодая женщина в твидовом костюме в форме песочных часов и начала что-то шептать в ухо Фраю.

— Как нет льда? — спросил он. — Пошлите кого-нибудь за ним. А пока просто приложите что-нибудь холодное. И не вздумайте тратить на это бифштекс…

При упоминании бифштекса Аль-Серрас оживился, и его лицо озарила улыбка. Но она быстро сползла, когда женщина хмыкнула:

— Очень смешно, мистер Фрай. Очевидно, бифштексы у вас хранятся там же, где свежее масло, сливки, а главное — кофе.

Она ушла, и Фрай объяснил:

— Один из наших постояльцев ударил женщину. Ей надо уезжать, но не могу же я отпустить ее в Марсель с подбитым глазом. Нам ни к чему лишнее внимание. — Он побарабанил пальцами по столу и повернулся к Аль-Серрасу: — Проблема не в отсутствии у вас репутации артиста. Проблема в вашей политической репутации.

Мы ждали, и он продолжал с видимой неохотой:

— Наши приоритеты — это известные противники фашизма. Но коллаборационисты…

— Но я против Франко, — возмутился Аль-Серрас. — Я удрал из Испании аж в тридцать седьмом! Испанское республиканское посольство в Париже предлагало мне помощь. Кто вы такой, чтобы…

— Пошли, Хусто. — Я взял его за руку.

— Я не уйду. Мне некуда идти.

Мы остались на своих стульях. Аль-Серрас тяжело дышал, Фрай все так же барабанил пальцами по краю стола. Переговоры зашли в тупик.

Наконец, Фрай прервал молчание:

— Так что вы решили, мистер Деларго?

— Я пришел сюда в надежде найти убежище или получить временный заем. Я не собираюсь покидать Францию. В списке я или не в списке, но я не думаю, что мне грозит серьезная опасность. Честно говоря, я устал от беготни из страны в страну.

— Разумеется, вы устали, — выдохнул Фрай. — Половина артистов в Марселе утверждает то же самое — пока их не арестуют. Только у немногих счастливчиков появляется второй шанс. Но я никого не собираюсь уговаривать.

В дверях снова появилась помощница.

— Я послала Иешуа в город за льдом, — громким шепотом произнесла она. — Андре просил привезти побольше вина сегодня на вечер. Но Жаклин говорит, что вина больше чем достаточно. Что-нибудь еще нужно?

Фрай встал и одернул пиджак.

— Надеюсь, это не он ударил итальянскую скрипачку? — обеспокоенно спросил он.

— Нет, не он.

— Один художник у нас уже лишился глаза, — с улыбкой проговорил Фрай. — Виктор Браунер, румынский сюрреалист. Слышали о нем? Я приглашаю вас пообедать с нами. Познакомитесь с ним и с другими.

Пока Фрай и его помощница обсуждали, что нужно купить, мы с Аль-Серрасом обменялись взглядами.

— Мистер Фрай, — вмешался я в их беседу. — Скажите, пожалуйста, как зовут эту скрипачку? Мы знаем многих европейских музыкантов.

— Сейчас подумаю. — Он почесал в голове. — У меня хорошая память, но что-то я никак не могу вспомнить ее имени. В нем не меньше шести слогов. И мне кажется, она выступает под псевдонимом.

— Она еврейка? — спросил Аль-Серрас.

— Да. Из-за этого и произошел инцидент. Некоторые наши гости — не сахар. Понимаете, с какими проблемами мне приходится иметь дело? Если они не критикуют качество утренней выпечки, то спорят о политике.