Луиза Бэгшоу - Карьеристки

— Я помню, — хохотнула Топаз.

Джо поцеловал ее в висок очень нежным чувственным поцелуем, и Топаз уловила его горячее и искреннее желание.

— Ни одна женщина не может сравниться с тобой, никогда и ни в чем. Даже если бы я не любил тебя больше жизни, я все равно не смог бы найти тебе замену.

И в этот момент она считала себя самой счастливой из всех жен на свете.

Тревоги на время забывались, и Топаз снова чувствовала себя хорошо.

— Входите, — раздался приятный голос доктора Мартинес. Топаз и Джо вошли, как всегда, держась за руки. Указав им на кресла, доктор бросила быстрый взгляд на Топаз. — Как дела? Какие проблемы?

— Никаких, — солгала Топаз, перебираясь на кушетку.

Доктор удивилась:

— Что? И никакого напряжения в спине? Вы уже довольно крупная.

— Ну, может, немного, — согласилась она.

— У жены на работе сейчас очень напряженное время, — твердо сказал Джо. — Она там чуть не главный человек по реорганизации. И я думаю, ей следует отдохнуть.

Доктор Мартинес подавила улыбку. Голдштейн и Топаз Росси были ее самыми значительными клиентами, настоящая манхэттенская солидная пара. Они оба ей нравились. Топаз обычно звонила и просила не говорить Джону о подскочившем давлении, Джо умолял подействовать на Топаз и заставить ее отдыхать каждый понедельник.

— Ой, если он узнает, он начнет паниковать, — стонала Топаз.

— Она думает, что я сексист! — выпаливал Голдштейн. — Вы должны помочь, Луиза.

— Ну, давайте посмотрим, Топаз, — спокойно сказала Луиза Мартинес. — В последний раз мы пальпировались в три месяца. Так? Прошло много времени. Я думаю, пора сделать побольше анализов.

Она приложила прохладную руку к раздувшемуся животу Топаз и аккуратно принялась мять. Через несколько секунд резко остановилась, взглянула на Топаз и начала все сначала и медленнее.

Джо побелел:

— Что случилось? Что-то не так с ребенком? С Топаз?

— Нет-нет, совсем не то, — ответила Луиза Мартинес. — Но я думаю, вам лучше все же сходить на ультразвук.

— Зачем? — спросила Топаз, заволновавшись. — Вы что-то обнаружили?

— А реорганизация, которой вы занимаетесь, — это очень важно? — спросила доктор пациентку.

— Нет, — ответил Джо.

— Очень важно, — сказала Топаз, — и не может быть и речи, чтобы мне от этого отстраниться. Ну разве что по медицинским показаниям.

— Нет, ничего страшного. Но я бы советовала отдыхать как можно больше и избегать ссор, — она строго посмотрела на Джо. — Отдыхать как можно больше.

Доктор Мартинес улыбнулась молодой паре.

— Ну, в общем-то поздравляю, — сказала она. — У вас двойня.

Когда муж заснул, Топаз Росси продолжала лежать на спине на шелковых простынях, уставившись в пространство.

Она устала, но не могла остановить ход мыслей.

«Двойня. Элеонор и Мария. Джо-младший и Марко.

Элеонор и Джо.

Коннор Майлз. Никому не удавалось остановишь его до сих пор. И эти хотят вручить ему «Америкэн» на блюдечке с золотой каемочкой. А рожать двух детей, наверное, тяжелее? Может, мне все прекратить? Нет, я не могу прекратить… Боже мой, ну почему все так совпало? Гуверсу это не понравится. Он полагает, я готова отстраниться от дел. А может быть, это и так. Он же видел, что мы делали с «Импэкт». Может быть, если бы у меня были необходимые данные, я могла бы работать и дома…

Антитрестовский закон. Возможно. Мы же не маленькая компания, мы не «Пит-групп», и можем позволить себе нанять «Моган Макаскил»… Но нам нужна помощь.

В конце концов, черт побери, я не суперженщина.

Я устала…

А эта проклятая сука…

Если бы я могла спасти компанию, может, сменила бы на посту Гуверса. Харви хочет это место, но он готов сдаться. А Гуверсу очень не нравится такое отношение.

А почему она должна помочь мне? Она же ненавидит меня.

Нет, вы только поглядите, как она скакнула, когда ей представился второй шанс… Мы им нужны. Торговля. Бизнес…

Я хочу сохранить свою работу. Я люблю свою работу.

А может ли женщина действительно иметь все?»

Топаз осторожно спустила с кровати ноги. Взяла атласный халат, надела и потопала в кабинет. Включила компьютер. На экране высветилось время: 12.45 ночи.

Она нашла файл с адресами и телефонами, нашла нужный номер и набрала.

Ответивший голос не был сонным.

— Алло?

— Привет, Ровена, — сказала Топаз.

Ровена Гордон никогда не была столь могущественной, известной и богатой. Она президент «Мьюзика уорлдвайд», первая женщина на таком высоком посту в бизнесе звукозаписи. Она — половина блистательной голливудской пары. Она продала собственную фирму, получив при этом личную прибыль в шесть миллионов долларов, о ней писали в «Ньюсуик» и «Форбс», о ее появлениях в обществе с Джоном Меткалфом сообщали Марисса Мэттьюз и Лиз Смит.

Но в то же время Ровена Гордон никогда не испытывала такого напряжения.

День и ночь она боролась с цифрами, пытаясь повернуть финансовые данные так, чтобы компания не казалась слишком привлекательной, искала юридическую защиту компании. Ровена, Сэм Нил и Ганс Бауэр делали все, чтобы не слишком понравиться Коннору Майлзу, который пачками скупал акции, где бы только их ни находил, скрывая свой истинный интерес за сетью холдинговых компаний и фальшивых дочерних предприятий.

Ровена Гордон никогда не чувствовала себя такой несчастной.

— О чем ты думаешь? — спрашивал ее иногда Джон, закончив заниматься с ней любовью. Она, повернувшись, целовала его и шептала:

— Ни о чем.

Майкл. Майкл.

— Испания была ошибкой.

Ровена Гордон сидела напротив Майкла Кребса в отделанном дубом «Плаза», пила прекрасный коньяк, пытаясь казаться как можно самоувереннее. На ней платье от Адриенны Виттадини из текучего персикового шифона, туфли от Стюарта Вейцмана, сапфировый браслет, соответствующий кольцу.

Майкл был в джинсах и черном свитере, потрепанных спортивных башмаках, но от него исходило ощущение власти и мужественности. Она из последних сил пыталась скрыть свою реакцию на его присутствие.

— Нет, — сказал он категорически. — Испания не была ошибкой.

О, как трудно, подумала Ровена. Действительно, очень трудно. Майклу пятьдесят, но у него все такие же сбивающие с ног черные глаза, такие же волосы — соль с перцем, такое же мускулистое тело — результат неустанной заботы о нем. И что бы она ни делала, ей не удавалось подавить свои чувства: Майкл Кребс оставался для нее самым желанным мужчиной в мире. Но, выражаясь на языке романов, Майкл должен уступить Джону Меткалфу. Иногда она чувствовала, как у нее перехватывает дыхание от красоты Джона, но сексуальность Майкла висела в воздухе как аромат духов.